– Окладчик – это хорошо, – скривился царь от с трудом скрываемого раздражения.
– Обидел воевода окладчика. Иначе бы промолчал.
– Чем обидел?
– Воевода разорил вдову Петра совершенно и оставил его единственную дочь без приданого. Ещё и роду остаток долга пришлось выплачивать, – начал первый докладчик.
– Чтобы не допустить кровной вражды, – продолжил второй докладчик, – он поженил Андрея на дочери Петра – Марфе-бесприданнице. Андрею же он пообещал в качестве приданого нарезать поместье Петра, в котором жили три дюжины крестьян.
– Но обманул.
– И это поместье никому не выделили. А крестьян себе разобрали сотники.
– А окладчика чем обидел?
– Ему он тоже крестьян обещал с этого поместья, но…
– Какой Гришка молодец, – процедил царь. – Прямо слушаю и не нарадуюсь.
Все помолчали. А что тут добавить?
– А что Андрейка? Где он сейчас?
– В поместье своём. Он туда отбыл. Нанял каких-то людей и отбыл.
– Каких-то?
– Кузнеца, разорившегося после нашествия. С женой и двумя детьми. Плотника безногого. Нищего с паперти. Двух бобылей да трёх вдов крестьянских с детьми малыми, что после нашествия маялись, нужду терпя. Рты же лишние. Ещё жену, тёщу и двух своих холопов, которых прежде прилюдно объявил свободными. Но они всё одно за ним пошли.
– Интересно… – задумчиво произнёс царь. – А что он там делать собрался?
– Мы не смогли узнать. Сказывают, что по осени он с купцом тульским Агафоном о каком-то торге сговорился. Но зерна вряд ли привезёт. Там ведь ничего не посеяно у него. Да и некому сеять.
– Очень интересно, – ещё тише и каким-то холодным, могильным голосом произнёс царь, барабаня пальцами по столику.
– Ещё про Андрейку всякие сказки сказывают.
– Он ведь зимовал в отцовском поместье. Там и волчья стая приходила, и медведь-шатун, и разбойники. Всех побил и разогнал. Болтают даже, будто бы и не волки то были, а волколаки, которых на него колдун натравил.
– Там ещё и колдун есть? – удивился царь.
– Болтают. Но люди любят болтать. Точно же мы не смогли выяснить.
– А что Макарию от Андрейки надобно? Чего в покое не оставит? Вытряс же с мальца уже всё до нитки.
– Точно этого выяснить не удалось, – неуверенно произнёс третий докладчик. – Но наш человек шепнул, что у них поговаривают, будто было бы неплохо, если бы он постриг принял.
– Вот, значит, как… – совсем похолодел голос царя, начав отдавать лязгом металла. – Ступайте.
Все трое поклонились и, попятившись, убрались с глаз долой.
Иоанн Васильевич же уставился в окно, рассматривая облака. И задумался над тем, на кой бес Макарию сдался этот паренёк. Да, удумал лампу и печь. Это интересно. Но он ли? Краску же он из отцовского наследства взял. Может, и лампу тоже? С печью не сходится. Но её устройство тоже он мог откуда-то вызнать. А что, если нет? А что, если он действительно всё сам удумал? Но тогда