Сад против времени. В поисках рая для всех. Оливия Лэнг

Black Lives Matter, критика коснулась и садов самих по себе, особенно приусадебных владений аристократии, принадлежащих Национальному фонду. Казалось бы, сад или парк – нечто более невинное или даже достойное, чем памятник работорговцу, но у них всё равно есть скрытая связь с колониализмом и рабством. Дело не только в том, что многие знакомые нам садовые растения, от юкки и магнолии до глицинии и агапантуса, – привозная «экзотика», наследие колониальной эпохи, времени неистовой охоты за растениями. Помимо этого, за счет рабского труда создавался капитал, направляемый на организованное благоустройство ландшафтов: баснословная выручка с сахарных плантаций шла на строительство роскошных зданий и устройство садов в Англии.

      Для определенной аудитории такая дискуссия была невыносима: она переводила в политическую плоскость то, что, по их мнению, должно быть нейтральным, – прекрасную тихую гавань в стороне от дебатов. Им не хотелось задаваться вопросом о том, сколько стоит построить рай, они не желали разрушать уютное очарование так называемого исторического ландшафта. Для других всё это превращало сад в омраченную, чуть ли не зараженную территорию, неоспоримый источник привилегий, блистательный плод грязных денег. Мне самой казалось, что, с одной стороны, вся прелесть сада действительно кроется в его отрешенности, кажущейся отделенности от большого мира, но идея о том, что он существует вне истории и политики, невозможна. Сад – это капсула времени и вместе с тем портал, ведущий за его пределы.

      Тот факт, что владеть садом, да и вообще иметь доступ к земле – это роскошь, привилегия, а вовсе не право, как это должно быть, – вряд ли новое явление. Сад с самого начала, с Эдема, всегда был связан с тем, что кого-то или что-то оттуда исключали или изгоняли: как те или иные виды растений, так и категории людей. Как однажды заметила Тони Моррисон: «Всякий рай и всякая утопия придуманы теми, кого там нет, людьми, которым туда нельзя». В то время как многие впечатляющие своим великолепием английские сады были обязаны сахарным, хлопковым и табачным плантациям в Америке и Вест-Индии, другие были связаны с практикой огораживания, то есть официальной передачей в частное владение бывших открытых полей, общинных земель и пустошей средневекового периода. С 1760 по 1845 год было издано несколько тысяч актов об огораживании. К 1914 году более пятой части общей площади Англии перешло в частные руки, что предвосхитило современную возмутительную статистику: менее одного процента населения владеет половиной страны. Огораживания способствовали созданию новой Аркадии: огромный дом стоит, словно далекий остров, в величавом одиночестве, будто бы посреди девственной природы – которую тщательно обработали, лишив крупных рукотворных неряшеств: дорог, церквей, крестьянских домов и даже целых деревень.

      Я долго размышляла над этими удручающими сторонами понятия сада. Большую часть своей жизни и доходы мои, и склонности позволяли мне иметь дело в основном с садами, устроенными за