– Следующего! Очкарика давай! – огласил округу чей-то кровожадный крик.
Лихой полуобернулся к Французу и, как и его несчастным предшественникам, указал в центр. Ноги очередного «гладиатора» от ожидания неминуемой беды стали непослушными, как протезы, тело невесомым, и он, словно во сне, поковылял к центру, внимательно глядя по пути, как арабы отрезали убитым головы и с криками «Алла, уакбар!» выставляли их в сторонке от зрителей. На плацу ему, как и военсталам, кинули под ноги кусок мехпилы с узким и длинным поржавевшим клинком. Его короткая ручка была обмотана тесно прижатыми друг к другу витками желтоватой изоляции, скреплённой поверху прозрачным скотчем. Француз, наклонившись, крепко взял в правую руку оружие и поднял взгляд на своего грозного противника… Тот, презрительно наблюдая за действиями сталкера, лишь хищно облизывал обмётанные белым губы и медленно и устрашающе описывал сверкающими саблями перед собой круги под довольное гудение толпы… Тут Француз увидел краем глаза, что Лихой махнул им: «К поединку» и, бросив взгляд на головы его убитых предшественников, к своему ужасу заметил, что они шевелятся, дёргая мышцами шеи. К тому же, голова юноши шевелила губами, как будто силилась ему что-то сказать, о чём-то предупредить… А дальше, у самого забора, за правым углом бандитского здания, он вдруг обнаружил телеграфный столб, к верхней т-образной части которого обрывками проводов был привязан Сверчок! Даже отсюда было видно, что его лицо всё было в фиолетовых синяках, опухло до неузнаваемости, а в горле зияет овальная дыра, из которой на грудь свисает почерневший язык – сделанный бандитами Лихого «колумбийский галстук»! К подножию столба был приставлен сбитый в форме Андреевского флага деревянный двухметровый крест, на котором, также примотанный обрывками проводов, висел, склонив голову набок, полуобнажённый и изувеченный женский труп… Светлые волосы шевелились на ветру, отчасти скрывая распухшее от побоев лицо… Но Француз сразу же узнал свою подругу!
Увиденное просто остановило его сердце! Ярость вскипела в душе от осознания ужасной кончины ни в чём не повинных друзей. В этот момент он почувствовал, как громко-громко застучала в его висках кровь: «Ту-ту-ух! Ту-ту-ух! Ту-ту-ух…», а в такт стуку завибрировало цыганское кольцо на руке… В голове будто щёлкнуло что-то, и слух пропал! Мир превратился в глухонемое замедленное кино. Умолкло «воронье колесо» в небе над головой, ожидавшее скорую трапезу, не стало слышно ветра и шелеста тревожимой им палой листвы, куда-то пропал восторженный рёв бандитских глоток… Как сквозь вату, доносились глухие растянутые «патефонные» звуки окружающего мира… Он с удивлением отметил про себя, что в такт замедленным звукам, в таком же замедленном темпе, к нему плавно двинулся, размахивая клинками, его жестокий враг… Приблизившись, он, всё так же плавно, нанёс ему удары поперёк живота и по горлу! Француз, удивлённый этой медлительностью, легко отклонился от них, не сходя с места, одним туловищем, и нанёс три ответных