Отец с детства приучал меня к этому месту, к своему кабинету, устраивал ловушки и проверки, ведь я наследник, я должен знать все и даже больше, должен разбираться в его делах, должен знать, как отмазаться от полиции и заговорить зубы учителям в школе, будто кто-то из них не боялся со мной общаться.
Кабинет отца представлял из себя небольшую комнату, вход в которую был спрятан под лестницей. Поправка, второй кабинет отца, который он старательно прятал от чужих глаз. Здесь он хранил все документы, планы, местоположение лабораторий и складов. Именно в этом кабинете он работал, совершал секретные переговоры и точно знал, что в этом месте его никто не подслушает.
Здесь не было окон, только стол посередине, заваленный бумагами, стеллажи вдоль стен, несколько кресел и барный столик. За одним из семейных портретов скрывался тайный ход из кабинета на улицу, на крайний случай, как говорил об этом отец. Он продумал все для того, чтобы у него была возможность сбежать. Не у нас. У него. И он часто называл это место алтарем своих дел.
Я не чувствовал к нему ненависти. Скорее, это непонимание и неприятие. Зачем все это? Что давала ему эта пустая гордость? Я не знал, но почему-то думал, что и сам поступал бы также. Он воспитал из меня копию самого себя, вылепил из глины по своему образу и подобию. И образ этот омерзителен. Но я не собирался ничего менять, именно поэтому занял его место, опустившись в кресло за столом. Занял место ювелирного короля. В обычном мире. В нашем истинном мире – место наркобарона. Черт возьми, мне не хватало только долбанной короны из слез и трупов.
Я ненавидел нашу империю, но понимал, что она позволяла нам жить так, как мы жили. Именно бизнес отца поднял нас со дна, помог выплыть. Его безумие привело нас к этому. Наверное, кто-то бы сказал, что это глупо, бесчестно и бесчеловечно, но разве в мире, где матери убивают детей, осталось хоть что-то человечное? Мы никогда не пихали ни в кого свой товар насильно. Это выбор каждого. А я не привык осуждать чужой выбор.
В этом кабинете, в отличие от второго, всегда царили прохлада и темнота, здесь все будто было соткано из тьмы, из самого настоящего мрака. И даже свет нескольких напольных ламп не прогонял ощущение щупалец на плечах. Наш мир затягивал подобно осьминогу, который крепко держит и тащит на самое дно. И, конечно, мы находились даже ниже этого самого дна. Никто из нас не хотел и не собирался выплывать.
Я надел очки, взялся за бумаги прошлого месяца. Три месяца с момента ареста отца. Три месяца, за которые расследование Тайфуна не продвинулось далеко. Не потому что он плохо работал, он почти не вылезал из участка, а потому что за отцом шли слишком многие. Именно поэтому я собирался посетить почти все светские мероприятия в городе, мне нужны собственные партнеры, нужно убедить их в том, что отец уже не выберется из трясины, его не нужно спасать.
Я провел в кабинете несколько часов, иногда прерываясь на кофе и сигареты, пытаясь разобраться в его отчетах и записях. Не знаю, что за систему он выработал в своих