Мне захотелось послать предисловие Иосифу хотя бы кружным путем. Так что я немедля попросил перепечатать предисловие Одена на машинке так, чтобы втиснуть его на два листка папиросной бумаги, – перепечатать через один интервал, почти без полей, между тем как стандартный машинописный текст занимал примерно шесть страниц. Подвернулась оказия: в конце апреля мой друг Майкл Керран отбывал в Ленинград. Он был знаком с Бродским с 1966 года, когда учился в Ленинградском университете по обмену. Керран сам вызвался доставить предисловие. В Советский Союз он въехал поездом, из Хельсинки. Зная, что на этой границе пограничники особенно придирчивы, он по дороге решил переложить сложенные листки из внутреннего кармана куртки в другое место – под надорванную подкладку матерчатой сумки. Уловка удалась: Керрана подвергли дотошному личному досмотру и наверняка обнаружили бы контрабандные листки в кармане или бумажнике, если бы они там лежали. Пограничник пошарил даже под подкладкой сумки, но не нащупал небольшой бумажный квадратик – попросту не дотянулся. В начале мая Керран вручил листки Иосифу. Иосиф принял их с изумлением, восхищением и признательностью. И даже осмелился в знак благодарности написать Одену – если я правильно понял, написать, не таясь от властей, просто взял да отправил письмо по почте.
Итак, ваша дружба с Оденом продолжилась.
Оден пригласил меня навестить его в Кирхштеттене 21 июля 1970 года; позднее, в июне 1972 года, он там же принял у себя Бродского. Когда Оден пригласил меня туда, его предисловие уже было готово, и Керран, специалист по российской истории из университета штата Огайо, уже отвез его Иосифу в Ленинград. Мой визит к Одену был приятным и плодотворным. Я прочел Одену переработанный текст своей вступительной статьи. В письме Стангосу на следующий день из Парижа я сообщил: Оден заверил меня, что находит статью «вполне верной», что в ней сказано «то, что необходимо сказать о Бродском как о поэте».
Но кое в чем работа над пенгуиновским изданием шла негладко.
Не без того. 28 июля Стангос огорошил нас идеей из совсем другой оперы. Ал Алварес40 – в «Пенгуин букс» он был консультантом по вопросам поэзии – прежде давал мне ценные рекомендации о том, как улучшить черновые варианты моих переводов. Однако Стангос и Алварес сообща решили, что хорошо бы включить в томик Бродского примерно пятьдесят страниц стихов Натальи Горбаневской. Горбаневская и Иосиф дружили – позднее она даже оказалась среди горстки тех, кого он пригласил на церемонию вручения Нобелевской премии в Стокгольм41.
Но тогда, в 1969 году, Горбаневскую знали в основном как политическую диссидентку и активистку. Она бесстрашно осудила вторжение в Чехословакию в августе 1968 года, осуществленное под руководством СССР, и много выстрадала от сотрудников тайной полиции.
В декабре того же года ее арестовали, а в следующем году упекли в психиатрическую больницу.
Я написал Стангосу категоричный