– Странно, – я снова замолкаю. Неприятно становится. Не пойму от чего. Может от равнодушия в голосе Алексея Романовича. Он говорит о жене, которую потерял, безо всяких эмоций. Лучше на сосны смотреть и не анализировать чужие отношения. Здоровее буду психически. Что мне до него? Я тут совсем не ради этого короля мира.
Машина останавливается у широкого крыльца, шурша по гравию дорогими шинами. Я нетерпеливо хватаюсь за ручку. Тесно. Мне с ним тесно рядом сидеть на широченном сиденьи почти лимузина.
– Не нужно, Маргарита, – морщится Ястребов. Он сейчас кажется мне огромной глыбой льда, а не человеком. – Жди, водитель должен дверь открыть перед тобой. Ты теперь не продавщица котят, привыкай.
– Я и сама в состоянии. А продавщицей котят мне нравилось быть, – эти экивоки и правила уже начинают меня раздражать. Я хочу глотнуть соснового звездого воздуха, и скорее увидеть моего мальчика. Боже, видно я сошла с ума. Это не мой ребенок. Мир не мой, и дом этот… Все чужое, ненастоящее, будто декорация к пьесе, в которой мне предрешили сыграть главную роль. Но я чувствую, что именно вот это все сейчас мне нужно. Я должна быть тут. И мальчик этот во мне нуждается, а я в нем.
– Это правила. Правила семьи. В этом доме все подчиняются определенному уставу, – ровно говорит глыба льда. Ха-ха, он реально похож на барона из страшной сказки, и свет, отраженный от тонированных стекол, окрашивает аккуратную щетину в цвет почти кобальтовый.
– Я не ваша семья, господин Ястребов, это вы понимаете? Я няня Тимофея. Примите это к сведению. Моя семья, кстати, до сих пор не в курсе, что я здесь. Учтите, Машка перетряхнет этот город, просеет через сито, если я не дам о себе знать.
– Вы его мать. Он так решил. Так что будьте любезны не разочаровывать ни моего сына, ни меня. Кстати, улыбайтесь. Он вас встречает. Он вас встречает, а вы его… любите. Это ваша работа.
– Любовь – не работа, если вам, конечно это ясно, – да не вредничаю я. Просто мне обидно.
И улыбаться меня не нужно заставлять. Губы сами расплываются, когда я вижу мальчика, бегущего по ступеням, с медведем игрушечным в обнимку. В шапочке в виде миньона и с такой сияющей радостью на лице, что плевать я хотела на все правила. Дергаю ручку на дверце, распахиваю ее настежь, выскакиваю прямо в распахнутые объятия моего мальчика, не слушая злого раздраженного сопения моего работодателя. Пусть хоть на мыло изойдет. Правила, выдумщик.
– Мама, – у меня в животе свивается тугой узел, а горло сдавливает будто удавкой. – Ты приехала. Я так ждал. А няня Бу сказала, что если я поем и посплю, то ты быстрее приедешь. Я поел и притворился, что поспал. Наверное поэтому так долго вышло, да? Потому что обманывать плохо. Но я ждал, очень-очень. А папа такой радый был, что я снова научился говорить. Даже меня подкинул в воздух. Но потом поругал, что я сбежал. А я не сбежал. Я тебя ходил искать. И нашел. А никто мне не верил. И папа не верил. Но я то ждал. А ты так долго…
Да, обманывать плохо. Очень-очень плохо.