– Да, – кивнула. – И если есть печенье, была бы очень рада.
– Есть тортик, – Лена хитро улыбнулась. – Василию Петровичу тут один пациент занес. Так я припрятала. Сахар у него – сама знаешь. А то он как дорвется, потом откачивать будем. Сладкоежка! – женщина возмущенно взмахнула руками и кивнула на дверь. – Он там, сейчас все сделаю.
– Спасибо, – коротко постучавшись в дверь, зашла внутрь.
Письменный стол был пуст, а в зоне для посетителей и встреч с пациентами на темно-синем кресле сидел невысокий приятный мужчина. Седина тронула его виски, а очки сползли по носу, пока он вникал в очередную историю болезни. Мужчина сидел ко мне спиной, но, как только я пересекла порог, махнул рукой, подзывая меня к себе.
Василию Петровичу Рогову было сорок восемь лет, и кроме должности главврача он являлся моим личным психиатром. Спросите, зачем психиатру другой психиатр? Поверьте, нужен. Тем более – с такой историей за плечами, как моя.
– Привет, Мия. Садись, – он указал на удобный диван напротив него. – Минуту.
– Угу, – плюхнулась на мягкую поверхность, закинув ногу на ногу.
– Все, – он закрыл историю болезни, положив на низкий столик по правую руку от него, и посмотрел на меня. – День, откровенно говоря, хреновый.
– Поддерживаю, – улыбнулась уголками губ.
– Ну-с… С чем пожаловала, красавица? Наш очередной визит на следующей неделе, как я помню.
– Да, все верно. Но, – прикрыла глаза, разрывая зрительный контакт. Он не торопил меня – слишком многое было ему ведомо. – Сны обрели новый окрас, – рука машинально потянулась к шее, извлекая из-под гольфа кулон.
– Ты что-то вспомнила?
– Да. Его дыхание.
Глава 2. Последняя из «паствы»
Пушистые белоснежные хлопья падают мне на лицо, смешиваясь со скатывающимися слезами и оставляя после себя мокрые дорожки на щеках. Спиной я ощущаю леденящий холод, а глазами вижу лишь бескрайнее серое небо. И снег, падающий на мою охладевшую кожу.
Я хочу поднять руки, но не могу. Я хочу встать на ноги, но не могу. Силы меня покинули.
Меняющаяся картинка перед глазами и скрип снега подводят меня к осознанию, что меня куда-то тащат. Я хочу крикнуть, что не хочу этого.
Хочу убежать, но… Не могу.
– Кровавый ангел… Кровавый ангел… Кровавый ангел… – слышу мужской голос около меня. – Ты будешь прекрасным агнцем в моей пастве, ангел.
Сознание покидает меня, не позволяя мыслить здраво. Тошнота подкатывает к горлу. Но жажда жизни упрямо призывает не закрывать глаза. Жива! Я все еще жива!
Пейзаж немного меняется, и краем глаза я улавливаю часть невысокой каменной постройки. Почему я ничего не помню? Кто забрал меня? Что произошло? Как же тяжело думать!
Резкий посторонний звук заставляет моего похитителя остановиться. Кажется, он вначале разговаривает, после чего начинает материться.