Приближалось время защиты моей работы.
– Вера, приходите к нам домой в субботу. Мы закончим обсуждение вашего труда и сделаем последнюю корректировку, – предложил Лев Иосифович.
Я смутилась: еще ни у одного преподавателя я не была дома.
Валентина Петровна встретила меня с радостью, познакомила с дочкой, четырнадцатилетней Лилией, потом проводила в кабинет, где меня ждал мой преподаватель.
– Сегодня работаем до победного конца, – предложил Лев Иосифович.
Мы увлеклись работой, и моя скованность постепенно исчезла.
Когда мы перешли к вопросу о любви в произведениях Толстого, голос моего руководителя зазвучал иначе, как мне показалось, – стали отчетливо проступать грустные нотки.
Говоря о любви Дмитрия Оленина к Марьяне, Лев Иосифович зачитал из трактата «О жизни»: «Чувство – разрешающее все противоречия жизни человеческой и дающее наибольшее благо человеку, знают все люди. Чувство это есть любовь». Я же в эту минуту подумала о том, что любовь приносит и страдания, как это происходит, я чувствовала, с Львом Иосифовичем…
Мы не заметили, как за окном стемнело. Валентина Петровна пригласила нас к столу. Я поблагодарила и собралась уходить. Но меня не отпустили.
За ужином говорили о литературе. Валентина Петровна и Лев Иосифович читали стихи: кто-то из них начинал строку, другой продолжал. Иногда и мы с Лилией включались в этот поэтический разговор.
Уходила я с ощущением тепла.
И вдруг на улице вспомнила строки Блока, которые читал Лев Иосифович:
Но люблю я тебя и за слабость мою,
За горькую долю и силу твою…
И двойственно нам приказанье судьбы:
Мы вольные души! Мы злые рабы!
Он смотрел в это время на Валентину Петровну. Она улыбнулась ему – горечь мелькнула в ее серых глазах. Она закончила:
Кто кличет? Кто плачет? Куда мы идем?
Вдвоем – неразрывно – навеки вдвоем.
Воскреснем? Погибнем? Умрем?
О чем думала в эти минуты она, бедная женщина?
Прошел год. Ноябрьский дождь обесцвечивал город, слезами стекал по лицам тех, кто, забыв зонт (как и я), спешил укрыться в помещении.
Я опаздывала на занятия и бежала, не замечая луж. Впереди я увидела Анну Аркадьевну. Я поздоровалась. Она не ответила. От неожиданности я остановилась.
– Прости, Вера, – словно очнувшись, глухим голосом произнесла она.
Это было сказано так, будто она погибала. На ее ресницах, словно погасшие звездочки, висели капельки дождя.
– Анна Аркадьевна, давайте я вам помогу, – предложила я.
В ее тяжелой сумке, видимо, были наши сочинения.
– Спасибо, Вера. Не нужно. Зайди, пожалуйста, ко мне на перемене, – попросила она.
В этот день Анна Аркадьевна подарила мне несколько книг. В сумке были не сочинения…
Она читала свою последнюю лекцию. Но мы этого еще не знали. Когда были произнесены заключительные слова, она поправила левой рукой