– Тут он, как же он забился, одни ноги у окна торчат.
И так, от ветки к ветке, от одного шипа до другого, от правой обочины к левой, они выбрались на шоссе и дотянули до заправки, одинаково мокрые: один от напряжения, вторая от переживаний.
Глава 7. Наследник прошлого, очаг культуры
Дорога, по которой они попали в город, была самой обычной, с выбоинами, колеями, ухабами, с деревянными домишками по обе стороны, да и сам городок считался бы не слишком примечательным, если бы не упоминание в летописи в 1111 году, о чём извещал на главной площади подвыцветший транспарант. Только и осталось от того времени слово, исторический факт, утверждающий, что в лето 1111 от Рождества Христова после сбора урожая к дружине князя примкнули люди из близлежащих мест, и пошли в поход против другого князя, и добычи принесли премного. И нет уж давно того монаха, что ютился в тёмной бревенчатой келье, согбенный над книгами, обмакнувший перо в чернильницу, лицезреющий, как дрожат тени от лучины под завыванье вьюги, под вой волка из подступившего к монастырю леса. Поведал тот инок потомкам, что местные ребята в свободное время промышляли разбоем, и сам остался безвестным. А монастырь его просуществовал ещё много веков, пока не упразднён был матушкой Екатериной Алексеевной.
Монахи погоревали-повздыхали, но, согласившись, что на всё господня воля, поплелись в соседний уцелевший монастырь за много вёрст. Они не пустые шли в чужой монастырь: церковь свою, самую лучшую, они раскатали и перевезли по снегу на новое место, там и поставили, а кельи бросили. Но они пригодились: мужики их растащили по брёвнышку, кому хлев подправить, кому на дрова, так что через пару лет и не найти было того места, где стоял монастырь. Не осталось ничего. Не осталось и тех мужиков, что его растащили, и тех, что грабить ходили с князем в 1111 году, сгинули и палаты княжеские с затейливым резным крыльцом, церковь домовая, стены бойцовые – всё сгинуло. Что в землю ушло, что сгорело в пожаре, что в печке, наполняющей дом запахом хлеба и серых томлёных щей. Нечего и некому было рассказывать: все, кто помнил, истлели.
Перевезённая монахами церковь не прижилась на новом месте, сгорела: то ли свечка опрокинулась, то ли «молонья» в крест попала.
И так было и здесь, и за сотни вёрст отсюда: что не рушилось само, пригождалось в хозяйстве, но результат один – пустота: лес, поле, в лучшем случае замена масла или сварка аргоном. В городах поболе попадались и каменные дома с церквями, но всё та же государыня Екатерина Алексеевна смела их, припечатав чуждой регулярной европейской планировкой, развернув строительство по всей России, не понимая, что красота провинциальных городов, как и античных греческих, в созвучии с природой: с речками, холмами, полями. Но не всё подвластно было бывшей немецкой принцессе, а потому площади получались не совсем прямоугольные, улочки только в самой своей парадной части сохраняли прямизну, а дальше вились и гуляли, подчиняясь изгибам речных берегов и обходя сотворённые природой горки, овражки и полянки с редко разбросанными чёрно-белыми и бело-чёрными