К полудню ученики старших классов собрались на первом этаже. Директриса сделала знак. Все устремились за ней на школьный двор и зашагали в сторону Администрации. Среди несущих коробку Настя разглядела желтые патлы Тойво. Он шел позади Наташи. И, кажется, впервые за целый день выдал что-то наподобие улыбки.
Улица Ленинского Комсомола живет обычной жизнью. Жены офицеров торопятся до обеда мужей закончить дела – купить продукты, отстоять очередь в банке, получить посылку на почте, выгулять собаку. В предобеденной суете и не замечают они, как медленно и печально золотеют карликовые березы, как шуршат, будто шепчут опавшие листья на брусчатых тротуарах. На площадь у Дома офицеров один за другим выходят из оранжевого вахтового автобуса подводники в черной форме. В окнах семейного кафетерия Овчинниковых по случаю траурного дня алеют гвоздики. С балконов пятиэтажек за приближающимся шествием наблюдают женщины с маленькими детьми. У многих фотографии в траурных ленточках.
Новенькая однокупольная деревянная церковь, мимо которой лежит путь к Чёрной Стеле, стоит на самом высоком месте городка – на сопке. В трещинах камней белеет сухой ягель. Вершина сопки густо поросла тощей рябиной и кривыми кустами можжевельника.
На площади у памятника возбужденно суетятся местные телевизионщики. Репортаж ведёт отец Кати Кузнецовой. Оркестр Дома офицеров исполняет траурный марш. Гремят литавры, сверкают в лучах сентябрьского солнца трубы и флейты. Тут же в своем неизменном ярко-красном пуховике бегает радиожурналист Володя Тетерин. Всего год как приехал, а голос его для горожан сделался уже родным.
Со стороны улицы Колышкина приближается вторая школа, со стороны улицы Мира – колонна новой, получившей номер три. На временную трибуну уже поднялся глава Администрации. Гражданский костюм сидит на нем неловко. Серебряным ежом блестит армейская стрижка.
– Сегодня мы собрались почтить память мужей и родителей многих из вас…
Микрофон зафонил до рези в ушах. Траурная музыка смолкла, словно осеклась. Белый баклан с желтыми глазами и красным клювом, воплем разрезая душный сентябрьский воздух, пролетел над сопкой, опустился на вершину корявой рябины, снова взмахнул крыльями, покружил над памятником и уселся на гранитной ступеньке перед Стелой.
– Да чтоб тебя, – высказал мэр свое неодобрение микрофону, краснея лицом.
Микрофон тут же перестал свистеть и разнес его слова по всей площади. Присутствующие невольно заулыбались. После короткого поклона мэр выпрямился и помахал собравшимся. Военный дирижёр поднял палочку, призывая оркестр к вниманию. Трубы запели еще громче. Глава Администрации еще что-то проговорил, но его мало кто услышал. Медленно печатая шаг, два рослых мичмана пронесли и возложили к подножию Чёрной Стелы траурный венок. Ученики второй школы последовали за мичманами, тоже держа венки, увитые черными лентами. А приезжий директор и спустившийся с трибуны мэр торжественно пронесли и опустили на ступени чёрного гранита форменные офицерские фуражки.
Отец Кати, командуя оператору бежать быстрее, бросился