Я радуюсь, но в глубине души понимаю, что ненормально настолько ждать и приветствовать любую его положительную эмоцию.
– Аннабель, позови свою сестру, будем садиться ужинать. – Мама смотрит на меня, вытирая руки полотенцем.
Я бегу к подножию лестницы, ведущей на второй этаж дома, и кричу:
– Авро-о-о-о-ора, спускайся! Проснись и пой, принцесса.
– Аннабель, так бы и мы могли ее позвать. Тебя слышат на другом конце Бристоля, – с укором произносит папа.
Мы усаживаемся за стол, но не приступаем к еде, дожидаясь Аврору.
– Извини, – вздыхаю я. – Но зато ее скорость увеличивается в два раза, если ее назвать принцессой.
– Кстати, о скорости. Почему ты только сейчас вернулась домой? Думаю, результаты теста были неутешительными и тебе нужно заниматься. Вместо этого ты где-то пропадала.
Я жую внутреннюю сторону щеки и с трудом, но выдерживаю его взгляд.
– У меня была тренировка.
Если раньше меня было слышно на другом конце Бристоля, то теперь себя не слышу даже я. Настолько тихо говорю эти слова. Слова, которые вообще лучше не произносить. Но он раскроет ложь быстрее, чем мне удастся ее придумать, поэтому сказать правду безопаснее. И вот я нарушила третье правило этого дома: сказала то, что его спровоцирует. Делаю вдох, готовясь принять все, что последует далее.
– Великолепно. – Он рассматривает меня, краска заливает его шею и поднимается выше, а в глазах зажигается огонь. – У тебя должна быть подготовка к поступлению в Гарвард, а не тренировка с кучкой не одаренных умом девочек в тряпках и мальчиков в лосинах. – С каждым словом его голос повышается, а лицо морщится.
Слова вылетают из меня раньше, чем мой мозг успевает отфильтровать их:
– Получается, что я тоже не одаренная умом, если состою в этой кучке неодаренных.
Вот и все – точка невозврата пройдена, остается только принимать последствия. Папа устремляет взгляд на меня и ударяет кулаком по столу. Если бы взглядом можно было убивать, я была бы мертва.
Мама вздрагивает, но остается спокойной и с натянутой улыбкой гладит его по спине.
– Дорогой, успокойся. Не стоит нервничать, у тебя больное сердце.
«У него его нет», – хочу сказать я, но оставляю это при себе.
– Ты… ты… – гневно пыхтит он, метая в меня молнии своими сузившимися глазами. – Ты позоришь нас. Меня. Я сделал все, чтобы моя дочь могла достичь высот, успеха, но она вытирает обо всех ноги и делает то, что ей заблагорассудится, не задумываясь о своей семье.
Гнев и обида переполняют меня, пульс стучит в висках. Я чувствую, как руки начинают дрожать, а слезы застилают глаза. Нет, нет, нет, я не могу заплакать, все станет только хуже – это еще больше его разозлит. Я не могу.
Гнев уступает место панике, воздуха становится все меньше. Здесь слишком душно. Мою грудь будто сжали невидимыми руками, и я не могу сделать ни единого вздоха. Тело каменеет, слух притупляется, а в глазах появляются черные точки от нехватки кислорода.
Теплые