Было чудесное февральское утро. Ночью выпал снежок вершка в два глубиной – обстоятельство, при котором охотника можно удержать дома только «на веревке», если есть какая-нибудь возможность пойти по свежей пороше в лес.
Поседлав Ляльку, моего неразлучного спутника, полукровного араба, выезженного и прирученного мною для охоты, я вооружился маузером (в то время я охотился с ним, изменив своей старой связанной берданке), взял бинокль и поехал верст за шесть от дома на лесорубку, где у меня в то время шла заготовка дров.
Осмотрев заготовку, я отправился поохотиться и, не успев отъехать полверсты, наткнулся на утренний след крупного барса. След уходил в сильную чащу, так что мало было надежд его увидеть, но, придерживаясь принципа не пропускать ни одного случая испытать счастье следить тигра или барса, я отправился по следу.
Как я сказал, след был совсем свежий, и поэтому была надежда, что барс не смог далеко уйти. Я ехал с возможной предосторожностью и, проехав немного, обнаружил, что барс скрадывал пасущихся коз. Он шел по их следу, прячась за деревьями, и подолгу лежал, наблюдая, как они пасутся. Хотя снег был мягкий, но обилие сухих веток мешало зверю быстро пробраться к своим жертвам. Местами снег был протаян до земли и, судя по тому, что на следу была заметна свежая грязь, можно было предполагать, что зверь оставался здесь, когда уже солнце растопило ночную мерзлоту. Так по свежему снегу для опытного охотника открыта книга тайги, и он может прочесть все детали, происшедшие в его отсутствие. Поэтому-то для меня самая любимая охота по свежей пороше.
Было уже около двух часов. Судя по тому, что барс охотился днем, он был очень голоден. Приходилось это учитывать, но чаща была настолько густой, что, если зверь устроит засаду, увидеть его своевременно было бы невозможно. Наконец следы показали, что козы, почуяв врага, удрали. Обескураженный барс влез на кривую липу, полежал там, подсушил пятки и побрел дальше. Проехав с полверсты, я увидел, что след вывел меня из старого леса к опушке высокой, почти голой горы под названием Шестисотенная и по оврагу «Барсовый распадок» повел в гору. Маузер все время лежал у меня на коленях, курок был взведен, и я был начеку, так как, будучи одиноким, я не мог, в случае нападения, рассчитывать на чью-либо помощь.
Лялька у меня был выезжен для охоты, и я часто стрелял с него, особенно по фазанам, а иногда и по козам. Солнопек, по которому барс шел в гору, был заросший травой и засыпан снегом, и, хотя я знал, что барс был здесь недавно – может быть, около часа назад, все же не ждал его увидеть по эту сторону горы. Я достиг уже половины подъема, как неожиданно впереди меня в горе оказалась небольшая впадина, диаметром саженей 20, густо заросшая полынью. След уходил именно в нее. Со слов отца я знал старое правило, что в таких случаях густую заросль нужно объехать вокруг