подожжет обломки тьмы…
Ни о чем теперь не споря,
так отправимся и мы
поутру дорогой к морю!
Балаклава
поговорка права
не одна так другая
и на солнце трава
выгорая
заведет на жаре
с ветром шашни
где стоят на горе
генуэзские башни
и до нашего дня
лишь кресты не слова
помолись за меня
синева
Не суди свысока
день вчерашний.
Зорки, смежив века,
генуэзские башни.
Генуэзские башни мудры:
– Погодите, молодки!
Поплывут из горы
снова грозные лодки[22].
Закат в Бахчисарае
Да, жизнь похожа на юлу.
Но вот однажды, брат,
ты вдруг садишься на скалу
и смотришь на закат.
Тревоги нет, ушел испуг.
И ты следить готов,
как солнце ляжет в полукруг
меж двух хребтов.
Когда меня отпустит смерть
идти куда желаю,
я вновь отправлюсь посмотреть
закат в Бахчисарае.
Летим из Жуковского
Летим из Жуковского.
Я один в ряду из трех кресел.
Впереди – тоже один – дядечка постарше.
– Я тут испытателем летал, —
говорит он вполоборота.
– Сейчас заходил на кладбище.
Ровно двадцать пять лет назад.
Друзья все полетели,
а я вечером напился и не полетел…
Последние лет десять хожу крестными ходами.
Завтра вот пойдем…
У меня в Гжели дача, я там в храме алтарничаю.
И звонарем…
Одинокие женщины
и беспризорные псы
снуют вдоль стеклянной стены аэропорта.
Апельсин солнца,
брызнув жгучим соком,
катится за горизонт.
Небо над степью, как трехцветный флаг:
синий, оранжевый, синий…
Утром плывешь в море
и на вдохе видишь из-под руки
высоко в лазурном небе
ломаный грош белой луны.
Жизнь удалась!
Аршинцево
Сверху кипарисы неразличимы,
но видишь в озерце их черные отражения.
Это лес или жесткая осенняя трава?
Шасси ударяются о посадочную полосу,
и все остаются в живых.
Ночью автобус шурует вдоль моря,
звезды подходят вплотную
к огням кораблей и говорят о своем.
Утром, как часы, стрекочут цикады,
суда, вспоминая ночные разговоры,
ползут по проливу на север,
перевозя товары для любви и смерти,
и блеск на волнах сигнализирует
чайкам и кранам про то, что лежит в трюмах.
Что делать со всем этим счастьем?
Оставить новую жизнь и умереть.
Ястребок висит над склоном,
мираж