– Так будет не всегда, – сказал Реза. Он положил ложку на тарелку и скрестил руки на груди. – Движение имама Хомейни принесет равенство и справедливость стране. Наши ресурсы будут тратиться на людей Ирана. – Он развел руки и постучал пальцами по скатерти. – Деньги от нефти будут идти нам на стол, на помощь людям, на развитие университетов в Иране. Он не позволит американцам воровать нашу нефть.
На мгновение все замолкли. Баба́ отложил ложку и глубоко вздохнул. Он всегда ел терпеливо, и на тарелке у него оставалось много риса. Мама́н наклонилась за графином с айраном. Тишину нарушил стук ложки в графине, а затем бульканье, когда она налила стакан айрана баба́, а затем передала тот ему. Баба́ проигнорировал слова Резы и повернулся к ака-джуну.
– Надеюсь только, что с девочками все будет в порядке.
Ака-джун поднял несколько рисинок, что рассыпались по скатерти, и бросил их на свою пустую тарелку.
– Иншалла, не переживай за них.
– Но мы будем скучать по совместным ужинам, – сказала Азра. Она покачала головой и прикусила тонкую губу, напоминая нам всем, что это последний.
– И по другим вещам тоже, – сказал Реза и повернулся к баба́, – ты ведь не увидишь рассвет свободы в Иране!
– Иран всегда был свободен, – терпеливо сказал баба́.
– Салават беферестин[12], – сказал ака-джун. Он отодвинулся от стола и снова оперся о валики. – Реза-джан, он уезжает сегодня ночью. Дорога дальняя. Не лучшее время для разговоров о политике.
Мама́н наклонилась над скатертью и собрала пустые тарелки. Звон посуды оборвал споры Резы. Она поднялась с пола с тарелками в руках и направилась к двери гостиной. Открыв дверь ногой, она оглянулась на ака-джуна и баба́.
– С нами все будет хорошо, – сказала она. – Не переживай за нас.
Ака-джун засмеялся.
– Пир ши дохтар[13]. Уверен, все будет в порядке.
Баба́ и Реза больше не спорили. Лейла и Саба собрали приборы, сложили углы скатерти и унесли ее в задний садик у кухни. Голуби в это время года любили склевывать оставшийся рис.
После ужина мы сели в гостиной рядом с ака-джуном, чтобы послушать сказку о Камар аз-Замане. Но я не могла сосредоточиться на его рассказе. Я слышала, как баба́ в холле говорит «нет» на то и это, уговаривая мама́н не перебарщивать с вещами в и так трещащих по швам чемоданах. Азра принесла в качестве прощального подарка несколько пакетов с домашними сушеными финиками и курагой. Она спрашивала мама́н, нельзя ли впихнуть их между одеждой.
Я представила, что баба́ потеряется точно так, как принц Камар аз-Заман, который последовал за птицей, что унесла его рубин в кусты, и был разделен со своей возлюбленной невестой. Мне до боли хотелось пойти к баба́, обвить его шею руками и в последний раз перед его отъездом нащупать шрам. Прежде мы никогда не разлучались дольше,