бъективно лежащим на поверхности, оно было задумано и спланировано самим адвокатом, к тому же, более чем наполовину сделано. И то, что оно затормозилось, вызывало беспокойство. Если быть предельно точным, оно остановилось. И сколько продлится такая вынужденная остановка, адвокат не знал. Неизвестность вдвойне нарушала продуманную логику событий. Это крайне раздражало, а смятенных состояний Антон Альфредович Борин, так звали преуспевающего адвоката, не любил, они мешали главному – достижению поставленной цели, как текущей, так и генеральной. Чтобы цель достигнуть, ее надо ясно видеть, а для этого и ум должен быть ясным. Антон Альфредович потому и стал адвокатом преуспевающим, что давно это понял.

      Огонь камина зловеще отражался в стеклах дорогих очков …

      Но преуспевающий адвокат не видел зловещего отблеска на своих очках, он видел только огонь в камине. Продумывая, как сдвинуть дело с «мертвой точки», не повредив хитровыстроенному сюжету, пришел к выводу, что никак. Отчего настроение было мрачное.

      Камин был тоже недоволен. Напротив, дверь стеклянная смотрелась бледно, ему не нравилась она:

      – Мог бы хозяин обрамление получше сделать, не вписывается эта дверь в меня. И комната мне эта маловата… Но с комнатой, уж ладно, подружусь, а остальное… Ух!

      Без устали он дом критиковал и комнату свою, которые никак не нравились ему.

      Однако было здесь и то, что сердцу мило. А именно: на лицевой стене камина, из кирпича так сложенной уютно, пристанище себе нашла картина. Вся выписана в красном цвете, она как будто внутренним огнем цвела, огнем неугасимым, вечным. Камину очень нравилась она.

      Играли блики по картине, и снизу зажигали свет на ней.

      – Как хороша! – смотрел Камин на отражение своей любви в стеклянной двери. – Горит как будто из огня она.

      Конечно, варианты сдвинуть дело с «мертвой точки» у адвоката имелись. Но, чтобы не только не прогадать, а еще и выгадать, он решил, что лучше будет выждать? Сдержанность, здравое выжидательное поведение – надежный и проверенный Конь «колесницы» преуспевающего адвоката.

      – Пока «сдержанность» рано менять на «агрессию», – сказала «безупречная логика».

      – Коней на переправе не меняют, – согласился адвокат. – А я пока на переправе. – Манящий берег еще вдали. Пусть не туманной, а ясно видимой, но все же – в дали.

      Под «конями» Антон Альфредович подразумевал свои уникальные, как он считал, способности: природные и наработанные. Безупречная логика и способность к анализу ему действительно были дарованы природой. Врожденная логика и затребовала обязательного воспитания сдержанности, неоднократно давая понять, что сдержанность – залог успеха. Она же убедила загримировать чувства, что для будущего адвоката оказалось более сложным, чем выработать сдержанность. Постепенно усердно наносимый «грим мягкости» превратился в маску, вполне благодушную, даже милую. «Благодушная маска» – третий надежный Конь, тоже давно проверенный. – «Его не следовало менять никогда, – так постановила Логика, главный конь его колесницы, коренной.

      И Антон Альфредович был с ней согласен. Достаточно, что его быстро идущая вверх карьера у всех на виду, но его внутреннее содержание не должен знать никто.

      – Я знаю, – заискрил Камин. – Меня не проведешь. Насквозь я вижу все. Насквозь.

      Логика привела преуспевающего адвоката к пониманию, что в его хитро задуманный план вмешался кто-то, кого он на начальном этапе выпустил из виду или не знал вообще. Но пять тысяч долларов аванса им уже получены и – главное – потрачены: вот в чем проблема. Антон Альфредович приобрел на эти деньги квартиру, о которой еще никто не знал. Но даже если бы ничего не купил, возвращать деньги он не собирался.

      Жесткая улыбка скользнула под благодушную маску, а маска на холеном лице держалась крепко, еще и очками припечатывалась снаружи. За толстыми стеклами очков острый взгляд был не заметен. Поэтому, внешне адвокат выглядел человеком простодушным и весьма добропорядочным. Имея весьма заурядные внешние данные, он никогда не выделялся даже среди самой серой человеческой массы. Незаурядность преуспевающего адвоката скрывалась внутри.

      Зацепился взглядом за камин: что-то ему в нем было не по душе, но что – он никак не мог понять.

      – Ты и в каминах ничего не смыслишь, – шипел Камин. Он мненье о себе имел такое, как будто бы ни с кем был не сравним.

      Конечно, это была дерзость, но основания Камин имел. От пола устремленный ввысь, вонзался он сквозь потолок на следующий этаж, и там царил не менее чем здесь, как будто здание все на себе держал.

      Чеканка и резьба вились по боковинам. А в центре, на кирпичной кладке, картина пламенно цвела, которая писалась специально для камина, и не картиной, иногда окном казалась, как будто пламя изнутри камень прожгло.

      Воистину красивым был Камин. К тому же, по-мужски, если так можно выразиться о камине. Альковной вычурности дамской, столь модной средь своих собратьев, не имел. Был силою он сотворен.

      И знал, что им любуются, что в нем есть шарм, что средь каминов, как грибы в тот год растущих, он не