Дыра, она и есть дыра. Будь он неладен, этот незаменяемый район! Вот если бы попасть в Небитдаг или Кызыларбат! Да хоть в Афган – «блестящая» перспективка!
Дернула нелёгкая Ромашкина в такой запойный день забрести в общагу к Ахмедке, чтоб послушать магнитофон. Он вошел в фойе и сразу же увидел осторожно выглядывающих из-за дверей семейных комнат женщин. Караулят суженых… Кирпичная коробка гудела от пьяного гама, звона стаканов, бренчанья гитар, русского мата.
Бекшимов и Хакимов как малопьющие аборигены жили в угловой узенькой коморке на две койки. Окошка в ней не было, но едва ли это был недостаток. Летом через окно проникал густой удушливый воздух, которым трудно дышать, а зимой – сырой и холодный, от которого била дрожь.
Осторожно открыв дверь, Ахмедка пропустил Ромашкина в комнатку. Затем вновь лег на кровать, заложив руки за голову, и что-то замурлыкал, подпевая магнитофону. В комнате стоял полумрак, а из «Веги» тихо лились завывания восточных певуний. Индийские сменяли турецкие, персидские, а может, и арабские. Короче говоря, бабайские мелодии.
– Ахмед! Ты чего тут затихарился?
– Тш-ш! Не мешай слушать, – замахал на Никиту Бешимов. – Сиди молча или уходи.
– Тогда поставь человеческую музыку и включи шарманку громче, что ли.
– Если громче сделаю, кто-нибудь начнет ломиться, предлагать выпить или просить денег.
– Так выпей. Все уже пьяные.
– Пить сегодня не хочу, нет настроения. Я после вчерашнего не отошел. Деньги давать не могу, а отказывать неудобно. У меня всего десятка до следующей получки осталась!
– Как десятка? Получка была неделю назад! Пропил? Потерял?
– Нет. Домой переслал для накопления, в общаге долго собирать не получится.
– А на что копишь? Машину или мотоцикл хочешь купить?
– Жену! Калым коплю.
– И что, получается? Много надо еще?
– Много! Очень много. Года два ещё буду откладывать.
– Что, такая дорогая