Как-то в одной из бесед с Каракуловым, я задал ему вопрос: что значит судьба для ученого?
– Обращение к философско-этимологическому анализу такого понятия, как судьба, показывает, с одной стороны, многозначность и многомерность этого понятия, а с другой – крайнюю важность его для уяснения глубинных экзистенциальных основ самого человека, – начал он. – В современных условиях налицо аксиологическая деградация этой идеи, можно утверждать не столько об эволюции идеи судьбы, сколько о ее инволюции. Между тем, современный человек должен возвыситься до amor fati – любви к судьбе, ибо, как отмечал Ф. Ницше, в этом состоит действительное величие человека.
В беседе с Захидом, я задал ему такой же вопрос: что значит судьба для дервиша?
– Судьба – это понятие предвидения Аллаха, это вера в осмысленное действие, провидения, обеспечивающая нравственный миропорядок, это воля Аллаха, раз и навсегда предписываемая человеку, что ему делать и чего не делать, что ценность народа и отдельного человека измеряется степенью послушания их Аллаху, что в судьбах целого народа и отдельного человека во всем царит его воля. Аллах карает и вознаграждает человека по мере послушания или непослушания ему.
Две личности – две судьбы. Научный мир знает о личности Каракулова не понаслышке. Его имя было на слуху, как необыкновенного ученого, ведущего уединенную жизнь и отстраненную исследовательскую деятельность. Религиозное сословие ведает о личности Захида, как о молодом, но страстном суфии.
Каракулов – странная эта личность. Вместо того, чтобы искать истину в Боге, он пытается найти истину в человеке, – размышлял я когда-то. – Кто он? Каковы его помыслы? Раскрыть личность таких людей, которых отличает закрытость и одиночество, неимоверно трудно. Между тем, как человек хорошо знающего эту личность могу сказать, что его всегда относили к категории незаурядных людей. Оказывается уже в школьные годы ему навесили ярлык нигилиста, хотя, он не считал себя тем, кто отказывается безоглядно следовать общественному мнению, общепринятым сценариям и сомневаться во всем.
Как-то он признавался: – Нигилистом я не был, но мне хотелось бы стать им по жизни. Однако, моя жизнь и судьба сделали все, чтобы я переродился в явного конформиста, кем мне категорически не хотелось бы стать. Сейчас неважно, что нигилистом прозвали меня за чрезмерную наивность и честность, непреклонность к любым авторитетам и кумирам, а также за мою абстрактность, отстраненность и замкнутость, за мою, непонятую многим логику поступков и поведения, как часто не отвечающим принципам здравого смысла.
– Он и во взрослой жизни до сих пор избегает правильных поступков, которые давали бы ему выгоду, так как был убежден в том, что этот самый «выгодный поступок», не может быть целесообразным и честным в отношении других, – думалось мне. – В этом аспекте, разумеется, он