Но обе эти предполагаемые возможности совершенно невозможны, то есть их вообще нельзя представить. Я могу представить себе возможность иных способов восприятия, чем те, которыми обладают время и пространство, и иных видов сознания, чем те, которыми наделены человеческие существа. Но точно так же, как я не могу представить себя или кого-либо другого сознательным и в то же время не сознательным в течение некоторого времени, я не могу представить себя или других мыслящими и в то же время не мыслящими так, как это сформулировано логиками в виде законов тождества, противоречия и исключенного среднего. Я также не могу представить себе мышление какого-либо существа, которое может либо мыслить каким-либо иным образом, либо избегать того, чтобы о нем думали таким образом, если о нем вообще думают. Связь сознания со временем и мышления с законами мышления – это примеры неразрывных связей, которым буквально нет альтернатив. В обоих случаях стоит убрать любой из элементов союза, и единица, в которую он входит как составная часть, исчезает. Поэтому идея о том, что природа конечных законов мышления зависит от конституции конкретных существ, которые могли бы быть устроены по-другому, является химерой.
Точно так же в этике, если я подчиняю оценку индивидом сравнительной ценности его состояний сознания тому факту, что он является одним сознательным существом среди других, или даже тому, что он вообще является сознательным существом, я ставлю идею сознательного существа, которое в физиологической психологии является организмом, на место конечной цели, τελειότατον τέλος, всех сознательных действий, и тем самым заранее виктимизирую результаты моего этического анализа сознания, неосторожно предположив предрешенный вывод. Закон самосохранения в организмах может быть конечным законом природы, как выражение тенденции, физически необходимой для каждой органической структуры. Но из этого отнюдь не следует, что заповедь самосохранения является высшим законом морали.
Таким образом, представляется, что при использовании любого метода, кроме метафизического анализа, результаты этической и логической теории диктуются заранее, и эти науки, следовательно, становятся бесполезными, поскольку они не могут избежать воспроизведения в своих выводах тех же концепций, которые были молчаливо заложены в их предпосылках. С другой стороны, если следовать методу метафизического анализа, то, как мне кажется, станет очевидным, что логические законы имеют более глубокие корни в опыте, чем концепция субстанции или даже мыслящего агентства, концепции, для достижения которых, напротив, необходимо их наличие, и что этическая оценка ценностей имеет более глубокие корни, чем концепция сознательных существ или организмов, для достижения которой наличие этих более глубоких корней также является предварительным условием. Мы мыслим логически, прежде чем