Видя, как быстро я расправился с десертом, Росальба подвинула ко мне тарелочку со своим пирожным. Я попытался отказаться, но она настаивала, чтобы я забрал его. И пока я жевал воздушное тесто с кремом, смахивающим на заварной, мать, подперев щеку рукой, нежно наблюдала.
– После исцеления ты заметно изменился, милый, – сказала она, когда со сладостью было покончено. – Но кое-что осталось таким же. Не знаю, помнишь ли ты это, но мы с тобой частенько заглядывали сюда. И ты всегда с удовольствием лакомился этими пирожными.
Мне показалось, что в ее голосе слышалась некоторая печаль. Меня это расстроило. Пытаясь утешить Росальбу, я сказал:
– Мои старые воспоминания об этом похожи на обрывки забытого сна. Но теперь, благодаря тебе, у меня появятся новые. И они чудесные.
Росальба с изумлением поглядела на меня и звонко рассмеялась. Мне тоже стало хорошо, пускай я и слегка отяжелел от непривычного количества сладкого. Впрочем, мой новый молодой желудок быстро с этим справился и вскоре я вновь ощутил желание что-нибудь съесть.
* * *
Вечером, во время ужина, отец сообщил, что с завтрашнего дня я начну заниматься с приходящими учителями.
– Утром будут уроки математики, словесности, истории и географии. После полудня – фехтование и верховая езда. А еще мама научит тебя танцевать. Так ведь, незабудка?
– Зачем? – вытаращился я. Математика и прочее – понятно. Но танцы-то на фига?!
– Ты обязан знать все, что необходимо благородному человеку, – впервые Эзерин говорил настолько строго. – Иначе как ты сможешь стать частью общества?
Я удрученно уставился в тарелку. Похоже, жизнь подростка из благородной семьи не так легка и безоблачна, как казалось. Что ж, выбора у меня, похоже, нет. Придется соответствовать положению.
* * *
Вопреки моим опасениям, занятия оказались не особо сложными.
Математику, включавшую в себя и основы геометрии, вел молодой человек по имени Лео Эйлер. Высокий, худой и до невероятного скромный, во время первого визита он примостился на краешке стула в отцовском кабинете. Тихим голосом начал объяснять самые азы. Слушая его, я убедился в верности высказывания о том, что математика – универсальная наука. По большому счету, Эйлер не открыл мне ничего нового, и первую пару занятий я старался запомнить здешние символы. А после начал поражать учителя своими «невероятными способностями». Глядя на то, как я стремительно рванул от простейших действий, вроде сложения и вычитания, к решению линейных уравнений, он заподозрил отца в обмане.
– Саэр Ардисс, – тихо и немного монотонно говорил он, глядя на носки своих туфель, – вы утверждали, будто мальчик никогда прежде не изучал точных наук. Между тем, он легко решает задачи, которые дают ученикам более старшего возраста. Мне печально оттого, что вы задумали сыграть со мной столь жестокую шутку.
Эзерин и сам изрядно удивленный тем, насколько легко я освоил предмет,