Жаль, конечно, что не удалось душевно «взалкать» по кружечке «международного пенного» и паре огненных «шотов» с тем весёлым придурком-американцем, что деликатным манером и крайне участливо предложил сфотать нас, разморённых изобилием и измученных выгибанием конечностей и тушек при бесконечных наших «селфи», русских. Сфотать сфотал. И рванул стометровку с дорогущим Кисуниным мобильным, стоимостью в небольшую квартиру в городе Пермь. Стометровка, к счастью, оказалась фальшивой – добродушно ухмыляясь своей грубоватой шутке, он вразвалочку вернулся и с галантным поклоном «возвернул уворованное». Эх, как бы я сладко «дёрнул» с ним «за мир во всём мире» и за «международное положение рокенрола»… Это оказалась самая счастливая, удачная и нежная наша фоточка с моей ласковой девчонкой. «Сэнкью вери матч», как говорится, мой далёкий, пузатый, немолодой, но такой обаятельный американский побратим.
Побратимы же с ямайской чужбины оказались гораздо более корыстолюбивыми и прозаическими. Впрочем, мой, так сказать, личный «дилер» оказался вполне безобидным и уступчивым чуваком – скостил мне пять баксов «за счастье» всего за один стакан халявной «колы» с нашего бара. И чего им далась эта сомнительная приторная водичка, символ достатка, что ли? Американская, растак её поперёк, мечта. А вот второй «растаманин»… Он был уличный, то бишь, прибережный музыкант. Дредастый, чёрный, как кукушка, жилистый и приставучий. Я-то, понятное дело, часам к шести вечера принял на грудь и прочие части иноземного «бледнолицего» тельца столько, что давно уже хотелось плясать, горлопанить и бренчать на различных музыкальных инструментах. Я вполголоса напевал эпическую «Exodus» от великого Бобушки Марлюшки, как к нам и подкатил этот голосистый (без ироничной, впрочем, байды) типчик. И тут же подыграл, заголосил, копируя божественного Марли, почище твоего Винокура. Я, обрадованный появлением брата-музыканта, радостно подтянул банальным, но пока ещё крепким вполне унисоном. Меня, правда, несколько смущали странные знаки и негромкие бормотания моего «надёжного поставщика», и я с трудом, но всё же, с неудовольствием догадался – мол, все песенки, даже совместно спетые, только за звонкую ямайско-америкосскую денюшку.
Но было поздно – развесёлого Игоряна понесло. На пару были задорно исполнены «Rastaman Vibration», «Legalize It» и что-то ещё, и, наконец, ваш неисправимый обалдуй испросил у хитроватого островитянина его экзотический инструмент. Строй был ужасен. Непонятен. Загадочен. Короче, гитара была расстроена так, что отстройке не подлежала даже с ушами дядьки Моцарта. С невероятными, титаническими усилиями, через нечеловеческое опьянение я всё же поймал нужный тон и так лихо сбацал «La Bamba», что меня даже снимали на мобильник иностранные дамочки, клянусь! Правда, хотел ли я бы сейчас увидеть это