– Гриб или трава? Может, табак из дальних стран?
Бульрих вспомнил, как в магистрате до его ноздрей иногда долетали ароматы табака неизвестных сортов, когда иноземец переступал порог и уютно устраивался у камина, с любопытством разглядывая завсегдатаев.
Он содрогнулся от одной безумной мысли, что в дубе еще недавно курило трубку какое-нибудь существо. Тем временем его глаза приспособились к темноте, и он разглядел округлую гладкость деревянных стен. Однако бледный свет, проникающий снаружи, не достигал конца тоннеля, где ствол разделялся на крупные ветви. Когда за спиной любопытного исследователя опустилась плотная завеса лиан, внутри дерева воцарился мрак. Бульрих, при всей своей смелости, не испытывал ни малейшего желания залезать в эту мрачную трубу, но ее вид все равно поразил его. Если бы старый дуб находился в Колокольчиковом лесу, сюда можно было бы поставить скамейки и столик, а позади устроить небольшой чуланчик с шерстяными одеялами и фонарями. Под одной из скамеек обязательно стояла бы пара кувшинов с можжевеловой настойкой – на случай, если кто-то попадет в сильную бурю и ему понадобится кров. Если подумать, настойка – отличный повод для создания такого убежища.
Бульрих решил завершить сегодняшнюю разведку беглым осмотром дуплистого дерева, пусть и не целиком, поскольку он не захватил с собой ни фонаря, ни факела. Но зажечь спичку он мог, а это позволило бы бросить взгляд-другой. Он пошарил в карманах и нашел деревяшки, хорошо сохранившиеся в табачном кисете. Чиркнув спичкой, он поднял горящую щепку над головой. Мерцающий свет заплясал по круглым стенам, показывая их безупречную гладкость. Бульрих вспомнил деревянные миски, которые Либвин Эгерлинг, плотник из Зеленого Лога, выдолбил для замешивания теста. Гортензия посадила в одну из этих искусно выполненных посудин фуксии, а мельник Уилфрид использовал остальные как кормушки для овец. Дубовое нутро перед глазами Бульриха действительно было выскоблено так же гладко, как чаши для теста.
Он опустил руку со спичкой и осветил дно. К его полному изумлению, оно было густо усыпано сосновыми иголками. В голове Бульриха мелькнуло: «Как аккуратно…» Ему не верилось, что порыв ветра может сдуть иголки прямо в дупло, да еще так ровненько. Здесь была только хвоя – ни веточек, ни листочков, ни чего другого, – коричневые, сухие, равномерно разбросанные иголочки. Этот ковер тянулся так далеко, как только можно было разглядеть в отблесках маленького пламени.
– Там должно быть… – Бульрих невольно сделал еще один шаг вперед. Занавес плюща колыхнулся за его спиной, пламя замерцало на сквозняке, вспыхнуло на прощание и угасло.
– Клянусь черными мухоморами! – в ужасе прошептал Бульрих.
Окутанный кромешной тьмой, квендель дрожащими руками нащупывал спички. Ему с трудом после нескольких неудачных попыток, которые продлевали его мучительную слепоту, удалось зажечь еще одну.
Слегка склонившись, он осветил ею то, что лежало