Следом шли Фока и сам Ренат Казанский, доселе ребята его не видели. Низкий татарин сухого телосложения с высушенным уркаганским лицом, взгляд с прищуром, законник не отводит его не на йоту. Это вообще характерная деталь людей подобной формации. Кисти рук вроде как чистые, хотя, кажется, что-то там синеет из-под манжета белоснежной сорочки. Та в свою очередь выглядывает из-под рукава серого, ладно пошитого пальто.
Авторитет потер костяшки рук, вскинул голову и молча предложил пацанам держать слово.
– Мы приехали, – начал Максим, – говорить за нашего друга.
– Вы, Кенты, не так давно от мамкиной сиськи оторвались, а уже с блатными на стрелку торопитесь. Но за это уважаю, измену лихо маскируете. Какие предложения, я не искал компромисса, вы попросили выслушать, – Кава говорил сухо и отрывисто.
– Он готов признать косяк, а мы в свою очередь, предлагаем вернуть убытки, понесенные вами, – продолжил Борек.
– Погоди, браток. О каком косяке ты здесь мне втираешь. Ты знаешь вообще, что есть косяк? Он попытался оскорбить вора, а это не прощается.
– Назови сумму, – холодно оборвал Боря.
– Борзый ты, но базаришь в тему. Я назову вам сумму послезавтра… с бухгалтером надо перепиздеть, – ухмыльнулся Кава.
Его поддержал Фока, у второго получилось это пародийно.
– Завтра, – продолжил урка, – ваш хуепутало пусть сайгачит в тот кабак, где офоршмачился, к двадцати часам. Будут люди, он публично извинится.
Макс согласно кивнул головой.
– Хули гривой машешь!
– Понял, – Максим еле сдерживал агрессию. Он трезво отдавал отчет происходящему и исходящему из его взрывных поступков.
– Есть еще кое-что, – Кава выдержал паузу, вставляя сигарету в изящный мундштук зековской работы, закурил и только после продолжил…
* * *
– Слушай, Маринка, это надо отметить.
– Савва, родной, мы так и сделаем, но давай все деньги завезем домой. С такой суммой…
– Все будет ровно. Конечно, сначала домой.
Деньги, полученные от Адила, Шутил прозорливо оставил дома, выщипнув из заработанного пресса сумму на «разгуляй».
– Народ для разврата собран?
– Собран!
– Тогда вперед! – и Савелий по-ленински проложил незримый путь движением руки вперед.
Гуляли долго и со знанием дела. Он дарил ей цветы и купал в шампанском. Им казалось, что вот именно такой и никакой больше должна быть жизнь, их жизнь. Ощущая себя, по меньшей мере, Бони и Клайдом, молодые люди хлопали дверями одного за другим ресторанов. Если жить, то только так. Как он, Савелий Смехов, мог раньше пить тухлый портвейн или порошковое выдыхающееся пиво. Это так глупо. Равно, как глупы строчки «недалекого» недоумка «писателя» Уксусова: «Над городом поблескивал шпиль адмиралтейства. Он увенчан фигурой ангела натуральной величины».
На утро они проснулись на одном одре, потные,