– Дядя как всегда немногословен! – сказал новоприбывший, так и не дождавшись со стороны дяди какой—нибудь реакции.
– Ну а вы то, дорогая тетушка, как поживаете? – продолжил он, повернувшись к женщине с неподвижным лицом. Та лишь нервно заерзала на стуле, избегая встречаться с ним взглядом.
– Ну что ж, рад видеть, что у нас в семье ещё не разучились проявлять теплые чувства по отношению друг к другу.
Молодой человек резко развернулся на каблуках и окинул взглядом присутствующих. Все они в неловком молчании пытались не смотреть на него или отводили глаза, как школьники, которые боятся, что их спросит учитель.
– К сожалению, со всеми остальными я не имею чести быть знакомым. Но я думаю, что мой дорогой папаша и вам оставил что—нибудь на память о себе.
Тиканье часов в воцарившейся гробовой тишине казалось оглушающим, словно звук отбойного молотка.
– Ах, надо же! Не сразу заметил! – продолжал он, направляясь к красивой молодой женщине, сидящей в другом углу комнаты. На вид ей было не больше тридцати. Черный пиджак выгодно оттенял фарфоровую бледность её кожи. Поднятые наверх волосы открывали длинную шею и подчеркивали высокий лоб. Она нервно оглянулась по сторонам в надежде, что эти слова предназначались не ей. При этом мужчина, сидящий слева от нее и пожилая женщина справа, резко отпрянули в стороны, будто та была прокаженная.
– Ну, здравствуй, мама! – сказал он, обнимая её за плечи.
– Убери от меня свои руки, – тихо прошипела молодая женщина сквозь зубы, отстраняясь от его объятий, – и кончай весь этот балаган, ради бога.
– Кстати о Боге… Его пути действительно неисповедимы… – сказал он громко, – Кто бы мог подумать! Эта женщина некогда была моей невестой, затем женой моего отца…
– Дезмонд! – громко перебил его нотариус.
– … и по совместительству моей мачехой, а теперь скорбящая вдова! – не обращая внимания на нотариуса, продолжал тот.
– Дезмонд! Угомонись! – громко прикрикнул нотариус. Сложно было представить себе, что этот маленький человечек вообще мог издавать громкие звуки, а тем более кричать, – Имей хоть каплю уважения к своему отцу!
Молодой человек резко повернулся. Улыбка мгновенно сошла с его лица. Он нахмурился и попытался придать своему лицу серьезное выражение.
– Ах да! Простите, ради бога! – сказал он, театрально кланяясь нотариусу. Затем он подошел к высокой вазе, с выгравированным на ней причудливым узором, стоявшей на тумбе возле окна, и печально