– Конечно же, дяденька, как же иначе-то? Природа это их лисья – курей воровать!
– Именно! – он снова расплылся в улыбке. – А у меня и мешки с зерном стоят не тронутые, и курицы в целости, вот уж третью осень, как курятник поставил. Да и зайцы капусту с морквой не грызут, не воруют. Значит, хранят меня духи-то!
– Или, – девочка слегка наклонилась, – ты, дяденька, просто всех их молоком этим своим прикормил, вишь, какое вкусное, вот они у тебя ничо и не воруют.
– А даже если и так? – он встал, продолжая улыбаться, – работает ведь!
Выйдя на крыльцо, егерь ещё раз посмотрел по сторонам, словно проверяя, не появился ли кто-то ещё следом за девочкой. Вокруг было пусто. Он поставил миску с молоком на нижнюю ступеньку лестницы, что вела в избу. Вернулся и затворил дверь.
Свою ночную гостью старик уложил спать на печку. А сам улёгся на скамье подле неё, чтобы теплее было.
Проснулся егерь с первыми лучами солнца. Девочка всё так же мирно спала на печи. Он встал, вышел на крыльцо и забыл с лестницы миску. Пустая, как обычно. Он вернулся, заглянул за печку и достал вторую миску. Пустая, как и всегда. Пока старик шумел на кухне мисками и тарелками, девочка проснулась и села на край печи, свесив ноги вниз.
– Доброго утра, дяденька! – сказала она, потирая глаза.
– И тебе доброго! Хорошо спалось?
– Очень. Хорошая у тебя лежанка, мягкая!
– Ну и славно, – егерь ответил слегка смущённо. Он посмотрел на настилку, что лежала на печи. После войны она ему казалось тоже мягкой, но, если быть честным, она была разве что, мягче камня, покрытого мхом, но уступала даже лапнику, накиданному в три слоя поверх земли.
– А как тебя звать, дяденька? – девочка ловко и почти неслышно спрыгнула с печи. – А то дяденькой как-то нехорошо звать.
– Егор я, – он улыбнулся, – а ты?
– А я Маруся, – она гордо задрала нос к нему, – меня в честь мамы называли. – А чем ты занимаешься?
– Охотой, в основном. Егерь я.
– Егерь Егор, выходит? – девочка расхохоталась.
– И правда что, – старик отвлёкся от каши, что помешивал в котелке, и задумался, словно никогда не обращал на это сходство внимания.
Они позавтракали, и старик собрал целую торбу вещей в дорогу. Идти им предстояло почти два дня через самую чащу. Нужна была и тёплая одежда, и какая-никакая еда. Не всё же можно по дороге поймать. Раз уж в избе не будет никого несколько дней, молока духам не оставишь, с другой стороны, и с собой того, что осталось, не заберёшь. Егерь частенько уходил за провизией и знал, что духи не осерчают на него за это, но и совсем ничего не оставить было нельзя. Старик отломил половину свежего хлеба и завернул с собой в дорогу, а вторую половину разломил ещё пополам. Одну часть аккуратно положил за печку, а последний кусок – на ступеньке перед домом. Маруся всё это время бегала во дворе, гоняя бабочек на небольшой полянке, что окружала дом. Кувшин с остатками молока егерь также поставил на ступеньку. Закинул карабин за спину, затворил дверь и позвал девочку. Она ловко подбежала к старику, и вместе они