– Дай мне номер Вадика, – приказал отец.
Егор продиктовал, и отец защелкал по кнопкам зеленого домашнего телефона. Егор в полуобморочном состояние ждал развязки. На удачу, трубку поднял сам Вадик.
– Ало, Вадик? Это отец Егора, – начал отец без приветствия. – У меня к тебе есть пара вопросов.
Вадик что-то ответил.
– У тебя Денди Егора?
Вадик, судя по всему, ответил утвердительно.
– Ладно, – сказал отец. – Сегу ты ему отдал?
Вадик что-то заговорил в трубку. Отец внимательно слушал, потом сказал:
– Ладно. Спокойной ночи.
Он положил трубку, молча постоял перед Егором, потом, ни слова не говоря, повернулся и вышел из комнаты. Как позже узнал от друга Егор, Вадик, почуяв неладное, совершенно неожиданно, не сговариваясь заранее с Егором, наобум выпалил его отцу первое, что пришло на ум, и оказавшееся по чистой случайности той же самой версией событий, которую озвучил и сам Егор, а именно, что они поменялись приставками, на время ли, или навсегда, это уже не имело значения.
Как это получилось! Какие демоны решили так пособить Егору, спасти его от гибели и вывернули всё так, что эта вопиющая, наглая ложь прокатила, была принята! Почему отец не стал больше расспрашивать ни о чем, не попросил Вадика позвать к телефону родителей, чтобы с ними попытаться выяснить, как обстояло на самом деле?
Егор лежал, не в силах пошевелиться. Он не чувствовал облегчения или радости, нет, ему было тяжело и мерзко. Немного погодя в комнату вошла мать. Она села на край кровати и спросила:
– Ты брал деньги?
Егор был настолько изможден уже пережитым, что новый допрос показался ему жесточайшей пыткой, будто наполовину утопленного и вынутого из воды в самый последний момент, его, еще не успевшего надышаться, не успевшего наполнить воздухом легкие, вновь окунали в пучину. Он нахмурился и отрицательно покачал головой.
– Поклянись, – потребовала мать. – Ну, своей жизнью ты не побоишься поклясться, а моею и подавно… поклянись жизнью отца.
Егор застыл в оцепенении, уставившись в экран телевизора, на котором крупным планом расплылось похожее на кота хитрое усатое лицо Миронова. Это был подлый ход. Он любил отца, и не хотел клясться его жизнью. Егор долго глядел в одну точку и молчал. Эта долгая пауза говорила сама за себя: он лжет, лжет от первого до последнего слова. Но потом он все же выдавил из себя: клянусь.
– Скажи: клянусь жизнью отца, – потребовала мать.
– Клянусь жизнью отца, – кисло пролепетал Егор. «Жизнью отца Вадика» – тут же проговорил он про себя.
– Ну что же, будем считать, что все было так, как ты рассказал, – сказала мать и ушла.
Вскоре отец купил то, о чем давно мечтал, на что копил – новую бордовую классику, «шестерку». В ней его и убили.
Сначала