расставляя капканы новые,
заставляя искать дороги…
Разбивая о камни лапы,
не жалеет себя волчица.
Не умеет. Да и не надо.
Не забудет глаза карие
человека с ружьём опущенным,
что без выстрела сердце ранили,
подарив ненадолго душу.
Что жалели сначала грубую,
привыкая к безумству зверя,
обнимали шею упругую
и просили ему поверить.
По загривку трепал рукою,
целовал её влажный нос.
Как звала она его воем,
чтоб он счастья немного принёс!
Он кормил её с рук широких,
что-то в уши шептал, улыбался.
Отдавал ей последние крохи…
Но однажды он потерялся.
Она долго туда ходила,
от рассвета ждала до заката.
И, охрипнув, уже не выла,
с ожиданием лежала рядом.
А когда поняла, что хватит —
человек позабыл про зверя —
сожалела, что не осталась
и оплакивала потерю.
Голод звал её на дорогу,
а надежда просила ждать.
Стали слабыми волчьи ноги,
и она начала убивать.
По началу – наесться мяса,
а потом – уничтожить прошлое.
И наполнились слёзы красным,
стали дни её мёртво-сочные.
И сама она стала бешеной,
к одиночеству привыкая.
По душе разбежались трещины,
тень от сердца её заражая…
Но на охоте следующей
услышала лай собачий,
тонкий такой, трепещущий,
и голос его манящий.
Переминалась с лапы на лапу,
помнит её или нет?
Она не боялась его собаки —
она не знала ответ.
Сердце стукало молотком,
от радости – не дышала.
Никто не узнал, что будет потом —
собака к нему подбежала.
И словно её, волчицу,
трепал существо по загривку,
из миски давал напиться
и прижимал к накидке.
В ответ та лизала губы,
виляла коротким хвостом.
Волчица не скалила зубы —
она отомстит потом.
Сейчас она заворожённой
стояла в кустах обглоданных.
И слёзы, гостями непрошенными,
бежали по морде содранной.
А он ничего не чувствовал.
Ласкал домашнюю «падаль»…
Она без единого хруста
бежала за ними рядом.
За несколько дней походов,
она изучила их график,
повадки собаки и тропы,
привычки и силу лапы,
оскал и длину прыжка,
настроение, страх и смелость,
время и крепость сна.
На вкус её взять хотелось.
Но волчица умеет ждать,
она знает свои законы:
где, когда и как убивать,
чтобы жертвы не слышать стоны,
чтоб не видеть просящих глаз,
чтоб поймать её жалкий страх,
чтобы