смотрит. Только один глаз и сверкает в потёмках. Ну, думаю, дела… Я ей сдуру-то и говорю: «Шла бы ты отсюда. Чего собак дразнишь?» – а про себя подумал: совсем дурак стал. С кошкой разговариваю. Она меня выслушала, встала и пошла от дома, повернулась, я смотрю на неё – села. Я уж в дом собрался, возвращается опять на то же место, где была. А собаки дуреют. Я с крыльца, чтоб прогнать её, она отошла не торопясь, опять села и смотрит на меня. Я к ней пару шагов, она отбежит, опять сядет. Вот, думаю, тварь игривая. Так она ночь собакам спать не даст. Сейчас поймаю, отнесу хозяйке да попрошу не отпускать. Не поймал я её. Была ведь уже кем-то ловленная, не дура. И всё дальше и дальше мы с ней таким макаром двигаемся. Уже и дом хозяйки её недалеко. Побежала быстрей. Решил – зайду, пожалуюсь на проказницу. Дошёл. А она уже у дверей и, прямо видно, пытается мордочкой своей кривой в щель дверную втиснуться. Стучусь. Тишина. Ещё стучусь. Свет горит, а тихо совсем, только ветер воет. Наверно, не слышит из-за ветра. Ручку дверную дёрнул – открыто. У нас хоть и не воруют и не шалят, но двери запирают. Зашёл. «Добрый вечер, – говорю. – На кошку пожаловаться пришёл». Я, когда дверь открывал, она прям ужом проскользнула вперёд меня. Всё равно тихо. Зашёл я в дом. Её тут хозяйку и увидел. Лежит на диване белая вся, сразу понял – больна. Я подошёл, руку взял, она – ноль эмоций. А рука холодная. Грешным делом решил – умерла. Прислушался – дышит. Еле-еле, но дышит. И что с ней делать? Растерялся я. Бежать к рыбаку? Да он тоже… медик ещё тот. Бухгалтер на пенсии. Скорую надо, а у нас в саду и телефона-то нет. Только у соседей. У них сад побогаче. Там телефон есть. Уйти? А куда потом от себя уйдёшь? Да и менты потом за покойника три шкуры спустят. Им раскрываемость нужна, по особо тяжким тем более. На меня и повесят как пить дать. А в этот раз ну не хотелось мне в лагерь, да ещё и за то, чего не делал вовсе.