Чайя касается пальцами его подбородка, заставляет посмотреть ей в глаза и спрашивает с улыбкой:
– Так отчего же благородный воин, защитник Крунг-Тхепа так пропах дымом и почему так собой горд?
– Завтра узнаешь из печатных листков.
Она недовольно поджимает губы:
– Я беспокоюсь за тебя. Очень беспокоюсь.
– Это потому, что ты переживаешь из-за всего подряд. Не надо так тревожиться. Тяжелую артиллерию против меня больше не пускают – в прошлый раз им это вышло боком. О том случае написали в каждой газете и в каждой печатном листке. Меня поддержала сама досточтимейшая королева, и теперь они держатся подальше – по крайней мере, уважения к ее величеству еще не потеряли.
– Тебе очень повезло, что ей вообще разрешили узнать о той истории.
– Даже этот хийя, защитник королевы, не может закрыть ей глаза на все, что происходит вокруг.
Чайя испуганно застывает на месте:
– Джайди, прошу тебя, потише. У Сомдета Чаопрайи повсюду уши.
– Видишь, до чего дошло: защитник думает только о том, как бы захватить внутренние апартаменты Большого дворца, министр торговли вступает в тайный сговор с фарангами, хочет загубить коммерцию и отменить карантин, а мы все сидим по углам да шепчемся. Я рад, что навестил сегодня якорные площадки. Видела бы ты, как эти таможенники гребут деньги лопатой: стоят себе в сторонке и пропускают в страну все подряд. У них под носом в любой склянке может быть новая мутация цибискоза, а они только карманы пошире оттопыривают. Мне иногда кажется, что мы живем в последние дни Аютии[32].
– Как драматично!
– История идет по кругу. Аютию тоже никто не защищал.
– Так что – ты, выходит, в прошлой жизни был жителем Банг-Раджана? Сдерживаешь нашествие фарангов, сражаешься до последнего человека? Вроде того?
– Они хотя бы боролись! А ты бы на чью сторону встала – крестьян, которые месяц отбивались от бирманских войск, или министров, которые бросили город на разграбление? Будь я умнее, навещал бы якорные стоянки каждый вечер и учил бы Аккарата и фарангов уму-разуму. Знали бы, что кто-то еще сражается за Крунг-Тхеп.
Джайди думает: сейчас Чайя снова попросит его замолчать, остыть, но она долго молчит и наконец спрашивает:
– Думаешь, мы всегда перерождаемся здесь, в одном и том же месте? Нам обязательно переживать все снова и снова?
– Не знаю. Странный вопрос. Я бы ожидал такого от Каньи.
– Надо бы и ей амулет подарить. Может, улыбаться станет хоть иногда. Суровая она.
– Да, странноватая.
– Я думала, Ратана сделает ей предложение.
Джайди представляет себе Канью рядом с хорошенькой Ратаной, которая, скрыв лицо дыхательной маской, дни и ночи сидит в министерских подземных лабораториях и борется с биологическими угрозами.
– Я в ее жизнь не лезу.
– Ей бы мужчину, стала бы веселее.
– Ну, уж если Ратана не сделает ее счастливой, то у мужчин шансов ноль. Хотя,