– ЖабаПровоцируетКонфликт. – Я попробовал было выговорить это максимально высоко, на женской речи, но в конце фразы позорно пустил петуха и перешел на комфортную мне «общую»: – Вы нарисовали денежную жабу с президента. Исторически это спорный символ каннибализма и ритуального сожжения ради процветания общества.
Алаяна кивнула мне, мы прошли в ее кабинет. Едва усевшись, она косо глянула на меня, усмехнувшись и тут же отведя глаза – четко по правилам, так, что я не успел даже на мгновение воспринять это как вызов.
– Ты единственный заметил, молодец, – сказала она. – Плакат уже в типографии. Без плаката тираж не продадим.
– Я остановил печать.
На лице Алаяны я заметил промелькнувшую тревогу. Она уставилась на меня пристально, словно собираясь начать поединок взглядов, но за мгновение до того, как это стало неприличным, моргнула и отвела глаза.
– Через полгода выборы, – сказала она.
– Все знают, что выиграет какая-то девка и у дистрикта будет госпожа президент на следующие восемь лет, – ответил я.
– Это для тебя «какая-то», – ответила Алаяна. – А у нас сейчас острая фаза перед выборами. Этот плакат – часть нашей внутренней избирательной кампании. Выпад одной из кандидаток против другой. Похожесть жабы на господина президента – это один слой из сотни. Мужчины – в большинстве своем – не считают ни одного. А женщины увидят, и будет небольшой скандал, который на вас, впрочем, никак не отразится.
– Это связано с тем, что журнал – не чисто мужской или женский, а общий? – уточнил я.
– С этим связано в первую очередь, – призналась Алаяна. – Володя, ты лезешь туда, где очень горячо. Прошу тебя – не впутывай сюда Саню. Пропусти плакат.
– Саня должен знать.
Я уже понимал, что зря сюда лезу. Здесь была завязана политика, здесь были спонсорские деньги от анклава и реклама, которую у нас размещали, а у конкурентов – нет. Но и просто так взять и подставить главреда я не мог.
– Чего ты хочешь? – спросила Алаяна и пристально взглянула мне в глаза.
Сочетание такого вопроса и такого взгляда имело очень много подтекстов. Мы оба были из высшего общества и оба понимали, что она не имеет в виду секс. Но животное начало внутри меня – и, я уверен, внутри главреда женской части редакции – зашебуршилось, оценивая собеседника в качестве потенциального партнера.
Она была старше меня лет на пять, слишком высокая, слишком худая. У нее наверняка было уже не меньше четырех детей – такая высокая должность подразумевала крепкий брак и большую семью.
А я для нее был слишком низкостатусным, слишком молодым и, наверное, слишком низкорослым и недостаточно атлетичным.
– Я хочу, чтобы все было по правилам, – ответил я.
– Никогда все не бывает по правилам. – Она отвела взгляд, показывая, что не рассматривает меня как партнера, и мы оба чуть расслабились. – Твоя жена сейчас курирует пару залов под присмотром твоей же матери, руководящей