Я смотрел на Айранэ и понимал, что там, на больничной койке, лежит, в общем-то, чужой мне человек. Мы делим постель, мы приводим в этот мир новых людей, мы самим своим существованием обеспечиваем друг другу хорошую карьеру – но при этом мы понятия не имеем о том, что там у второго в голове. О чем она думает? Что ее заботит? Если бы вдруг Айранэ оставила в своем доме сестру-хофа, будь она у нее, я бы никогда об этом не узнал.
И в то же время между нами что-то было. Что-то, что пробивалось сквозь рамки, которые выставляло государство, семья и общество, настаивая на том, что надо жить так и только так.
Я вспомнил, как позавчера поцеловал ее в щеку после секса. Об этом жесте не знает даже она сама, но это проявление того странного, той ниточки, что связывает нас по-настоящему, поверх созданных семьей и обществом стальных оков, которые на самом деле совершенно нас не держат, требуя лишь покупать ритуальные подарки при случайном сексе на стороне.
Мать, убедившись, что не сможет больше улучшить положение Айранэ, посулила главврачу золотые горы, если все кончится положительно, пообещала череду неприятностей в случае, если все пойдет не по плану, и уехала домой.
А я остался и сидел у стеклянной стены еще часа два, размышляя о том, что с нами происходит и что мне делать дальше.
– Ты ничем ей не поможешь, – сообщил Гоша Володиевич, подавая мне стаканчик с плохим кофе из местного автомата. – Езжай домой, не смущай санитарок.
В этот момент я обратил внимание на то, что он на самом деле очень невысок, да к тому же еще и кряжист. Общаясь с ним, я как-то по умолчанию считал, что говорю с ровней, человеком из высшего класса.
И он всем – манерой общения, повадками, внутренней уверенностью в своей правоте – всячески подтверждал это.
Но вот это «не смущай санитарок» повернуло во мне какой-то внутренний рычажок, и я понял, что мой собеседник вырос не в нормальной семье, не в клане, а в коммуне, среди сотен пацанов и всего лишь с несколькими воспитателями, как правило далекими от педагогики и не способными справиться с ордой подрастающих маленьких мужчин.
Он смог вырваться из трясины, получить хорошее образование. Наверняка женился – и наверняка поздно. Жену нашел сам. От одной этой мысли меня охватывал трепет. Как можно самому выбрать себе пару? Как потом делать карьеру? Как отвечать за этот свой выбор?
У него не было дядьев, через которых он мог бы передать жене важное, то, что, может быть, смущаешься пояснить даже себе. Не было матери, которая бы контролировала жену, уберегая ее от дурных решений.
Гоша Володиевич сделал себя сам. Он собирался стать родоначальником собственного клана. Он принимал на себя ответственность, которую по правилам нашего общества принимать не мог.
Ответственность за себя.
За жену.
За этих жоговых санитарок.
– Ты сам выбрал жену? – спросил я и сразу