Мы оба понимали, что при посторонних мама не станет бить Али. Молча кивнув, брат пошёл со мной нога в ногу.
Женщины выставили холодное угощение на коврик мпаса, а горячие блюда – на зелёный кухонный столик, который по случаю был перемещён на улицу. Горшочки и блюда с едой пыхали жаром, вкусные ароматы перемешивались с запахом влажной земли. Под навесом уже расселись мужчины в красных и пурпурных сизибах[44] с длинными развевающимися юбками. Наряд Тате сочетался с моим длинным бархатным платьем пурпурного цвета – мама специально так подбирала. Папина жилетка здорово болталась на его костлявой фигуре, и я засомневалась – в ней ли он был на предыдущем празднике, потому что несколько месяцев назад жилетка едва сходилась на нём. Мы подождали, когда все займут свои места. Прибежал Али: он принял душ и, судя по блестящему лицу, явно переборщил с вазелином. Притихший Куфе выглядывал из-за маминой спины, такое смирное поведение было ему несвойственно. И вот появились жених с невестой: они прошли к коврику мпаса и сели на почётное место. Бо Шитали скромно опустила голову, сцепив руки на коленях, – прямо как в тот день, когда тётушки учинили ей допрос насчёт беременности. Но в этот раз, следует признать, она просто соблюдала необходимый ритуал: на губах её играла лёгкая улыбка, Бо Шитали купалась во всеобщем внимании. Было радостно видеть, как Тате мирно беседует с Бо Хамфри, который согласно кивал на каждое произнесённое им слово. Ритмично били барабаны, время от времени во двор, пританцовывая, забегали дети. Али сидел рядом с мамой в своих любимых розовых штанах и новой голубой рубашке.
Перед трапезой Тате захотел прочитать молитву. Мы с Али молча переглянулись. Тате вообще никогда не молился, с чего это вдруг? Он говорил медленно, с расстановкой, демонстрируя идеальное владение английским, но его сбил надсадный кашель, сотрясший всё его тело и согнувший в три погибели. Немного отдышавшись, Тате закрыл глаза, в которых лопнули сосудики, сложил дрожащие ладони и заговорил:
– Отец наш небесный… – Он точь-в-точь повторял интонации нашего молодого пастора, хотя никогда не видел его. – Мы преклоняем перед тобой колени и возносим хвалу, чтобы ты благословил этих молодых – мою сестру Шитали и брата моего Хамфри, ради которых мы и собрались тут. – Я открыла глаза и увидела мамино удивлённое, счастливое лицо.
Все дружно закивали, а тётушка Грейс сказала «аминь» и улыбнулась. Тате продолжил:
– Перед тем как приступить к трапезе, что ты ниспослал нам, мы просим тебя, Царь Небесный, благословить эту пищу ровно так же, как ты благословлял руки, что её приготовили. И ниспошли благодать на тех, кому не посчастливилось иметь то, что имеем мы. Мы молимся во имя Христа, преисполненные благодарности. Аминь.
Тате с трудом подавил снова подступивший кашель, вытерев рот носовым платком, и я успела заметить, как на нём проступили капельки крови. Пожалуй, я была единственной, кто увидел это.
– Аминь, – хором сказали все.
И