Которая, если отец в дальнейшем будет так же невоздержан в употреблении спиртного, не заставит себя долго ждать.
Персис взяла его стакан, подошла к раковине и вылила все туда.
– Ты что, с ума сошла?! – взревел отец. – Ты хоть представляешь, сколько это стоило?!
– Папа, ты серьезно? Виски на завтрак?
Принятый в прошлом году сухой закон ее отца не останавливал: любой человек запросто мог достать медицинскую справку, разрешающую покупку спиртного по состоянию здоровья. О чем говорить, если даже легальные бары и клубы, чтобы удержаться на плаву, были вынуждены прибегать к услугам бутлегеров.
– Бедняжка просто о тебе заботится, – вставил Азиз.
Сэм бросил на друга неприязненный взгляд.
– Скажи, во сколько ты сегодня встал?
– Я? Как обычно, ни свет ни заря.
– Да что ты? А может, это похмелье пробудилось прежде тебя?
– Можно подумать, это я сейчас похож на депрессивного немецкого клоуна!
Пока они свирепо ели друг друга глазами, тетя Нусси спросила Персис, как прошел вчерашний вечер.
– Ты такой замечательный праздник пропустила. Я хочу сказать: кто же работает в канун Нового года, милая?
– Любой, у кого есть хоть капля чувства долга, – пробурчал Сэм.
– Какой прок от этого старой деве?
Мамина младшая сестра была еще одной причиной, по которой Персис согласилась на ночное дежурство в канун Нового года. Только так она могла избежать званого вечера в доме тети, которая бы обязательно в очередной раз попыталась каким-нибудь хитрым способом свести Персис со своим пустоголовым сынком. Проблема была даже не в том, что Дарий Хамбатта приходился Персис двоюродным братом. Парсы долгое время вполне приветствовали браки между кузенами, чем, по ее мнению, в конце концов и поставили себя на грань вырождения. Гораздо больше ее отталкивал сам вид пускающего слюни Дария в начищенных ботинках и плохо сидящем костюме-тройке; вдобавок так он походил на какое-то животное, собирающееся через маленькое отверстие отложить большое яйцо. Уже одного этого было достаточно, чтобы их брак не состоялся.
Иногда Персис задумывалась, не пошла ли она в полицию просто из-за желания что-то доказать окружающим. Предполагалось, что после окончания школы она полностью посвятит себя замужеству и продолжению рода. Но однажды ночью в ней зародились и завихрились, как дым, собственные желания.
Персис выбрала службу в полиции, потому что это соответствовало ее собственному представлению о морали и нравственности, ее желанию уравнять чаши весов в стране, где богатым и влиятельным людям могло сойти с рук даже убийство. В каком-то смысле она также пыталась сравняться с матерью. Саназ Вадиа все признавали женщиной с твердыми принципами. И, хотя Персис едва ее знала, она постоянно ощущала рядом ее присутствие.
За