Императрица перепробовала всех девушек, прислуживавших в термах, пока не пришел черед Даи. Персидская рабыня удивила Фаусту. У нее оказались ласковые, в меру сильные руки с нежными ладонями. Вначале она поглаживаниями и растираниями расслабляла императрицу. Массажный столик плавно растворялся под Фаустой, погружая ее в обволакивающую мягкость. Императрица лежала, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть окутывавшую ее безмятежность. Рабыня давала Фаусте вдоволь понежиться, а затем, постепенно наращивая темп, принималась последовательно разминать каждый сантиметр ее тела, наполняя его энергией. Дая сама распалялась, щеки у нее загорались румянцем, со лба градом стекал пот. Кожа Фаусты начинала пылать приятным огнем. Рабыня несколько раз проходилась от кончиков пальцев ног до плеч и шеи императрицы, затем натирала ее благоуханными маслами, вновь неся расслабление и покой.
Закончив массаж, Дая начинала тихонько напевать на родном языке, а императрица засыпала. Сон Фаусты был недолгим, но просыпалась она отдохнувшей и полной сил. Убедившись, что императрица всем довольна, рабыня во время растираний начала нашептывать ей ласковые слова на языке персов.
– Что ты бормочешь? – как-то спросила у нее Фауста.
Дая вздрогнула, словно она забылась и ее одернули.
– Восхищаюсь твоей красотой, о Божественная, – ответила та. – Твоей нежной кожей, прекрасным телом, мягкими, словно шелк, волосами.
– Жены правителей слышат подобное сотню раз на дню, – фыркнула императрица.
– Я бы не решилась лукавить, моя лесть безыскусна, – сказала Дая. – Не гневайся, о Божественная. Я залюбовалась тобой, а с языка сорвались слова, которыми в родных для меня краях описывали прекрасных дев.
Фаусте это понравилось. Помолчав немного, она сказала:
– Расскажи о родных краях.
О Персии Дая мало что помнила – дворец царя царей и долгую дорогу в закрытом паланкине из Ктесифона в Никомедию. Правдивые воспоминания не слишком заинтересовали императрицу, тогда рабыня перешла к легендам и сказкам, большую часть которых придумывала на ходу. Об огромных пирамидах из чистого золота, которые стерегли свирепые львы с крыльями и скорпионьими хвостами. О раскидистом дереве, на котором росло два вида плодов: одни – ярко-красные, сочные и наливные, убивавшие того, кто их съест, долго и мучительно, а другие – коричные, сморщенные и червивые, способные исцелить от любого недуга. О древнем Левиафане, однажды проглотившем луну вместе со всеми звездами, и храбром герое, который рассек чудовищу чрево, чтобы вызволить