и легонько отбросила себе за спину. Тут то я и понял, что это не крыса-переросток, а котёнок. Мама охраняла котят. Значит, моё воображение не играло со мной, я реально видел котят, а не блики после отключения “Родства с тенями”. Попятившись назад, аккуратно положил посох на пол, не отрывая своего взгляда от огромной кошки. Не понимая, что делаю, развязал котомку, достав кольцо колбасы. Разломив его пополам, одну половину кинул к ногам громокошки, а вторую жадно откусил, показывая, что в ней нет яда. Кошка удивлённо замерла, таращась то на меня, то на колбасу. Не сводя с меня хищного взгляда, она толкнула полукольцо, проверяя на возможные опасности. Потом ещё и ещё раз. Колбаса не сопротивлялась. И только она наклонилась, чтобы обнюхать добычу, как всё та же крыса-переросток, молнией рванула у мамы между лап, впиваясь зубами в ароматно пахнущую дичь. Громокошка ошарашено рыкнула от такой наглости и безрассудства своего непоседливого чада. Молниеносное движение белоснежной кошки, и наглец схвачен зубами за холку, а колбаса безжалостно прижата к полу лапой. Помнится, храмовые кошки так душили зазевавшихся мышей на кухне и в библиотеке. Свой взгляд с меня кошка не сводила и тогда, когда пристально обнюхивала добычу, вновь откинув котёнка за спину. Я даже почувствовал, как голод борется в её голове с ощущением опасности. Теперь было понятно, что за перья я видел в густой растительности главного зала: это были её охотничьи угодья. Птиц тут явно было немало, но шум из погреба спугнул их и насторожил хозяйку храма.
Сделав несколько шагов назад, я аккуратно прикрыл дверь, чтобы не смущать громокошку. Посох остался в комнате, но это было неважно, ведь даже загнанная в угол крыса готова порвать нападающего, а тут громокошка, защищающая своих котят. Простыми шрамами дело бы не закончилось. Отойдя на безопасное расстояние, я сел на обломок колонны, некогда венчающей вход в ещё один зал. Судя по всему, это был зал для медитаций, ведь пол был покрыт не мрамором, а старой истлевшей циновкой. По углам были набросаны мешки с соломой, которые, слежавшись, превратились в камни, а некогда яркая разноцветная ткань стала серой, как мышиная шерсть. Невысокий подъём разделял зал на две зоны. У входа медитировали ученики, а на возвышении было место для Мастеров: об этом говорили и выгоревшие фрески на стенах. Пламени и времени не удалось уничтожить все рисунки, поэтому я решил попытаться разобрать, что именно там было изображено. Хотелось как можно больше узнать об истории этого места, с которым меня разделяли сотни лет. Преодолевая страх, я активировал “Родство с тенями” так, чтобы фон Ци не привлёк мою недавнюю знакомую. Зрение в темноте улучшилось, и мне удалось рассмотреть первую фреску.
На ней странный, похожий на ящерицу-переростка, монах сидел в окружении юных учеников. Его указательный палец был поднят вверх, а рот приоткрыт. Мальчишки и девчонки внимательно слушали учителя.
– Девочки? Не может быть. Ведь работать с Ци могут лишь мужчины! – возмутился я, памятуя слова наставников, отвечавших
