Я посмотрела на мать обреченно. И простонала:
– Мам, тот самый Вадим!
Глаза родительницы наполнились немым изумлением:
– Ты рассказала ему о тройняшках? – первое, что она спросила испуганным голосом после затянувшейся паузы.
Я скисла сильнее. Повесила плечи.
– Это было бы сложно. Учитывая, что он меня даже не узнал.
– Как не узнал?
– Ну вот так, – развела я руками. – «Добрый вечер. Вас зовут Рада?», – процитировала отца своих крошек, специально сделав тон голоса слишком противным. – А о том, что однажды он мое имя… И меня… – а дальше я хватала ртом воздух, не в силах вслух повторить слова о любви.
Мама положила руку мне на плечо. Легонько погладила. Через миг пришла к выводам:
– Может быть, просто вид сделал? У него дочка есть, если я правильно понимаю? Наверное, и жена тоже?
– Нет, мам. Вернее, дочка-то есть. Но мы достаточно были наедине. Там не перед кем было комедию изображать.
– Значит, и впрямь не узнал? Но ты все равно согласилась на эту вакансию?
– О! Было сложно не согласиться! Ты себе не представляешь до чего он бывает настырным! Да он буквально гипнотизирует! Если захочет чего – всё! Пиши, пропало! Добьется!
Я споткнулась на полуслове, поняв, что делаю из отца своих дочек какого-то хладнокровного монстра. Но, наверное, так мне было легче принять свое прошлое. И ошибку, которую я совершила, поверив не тому человеку.
– Но, раз так, – осторожно продолжила мама, – может, и правильно, что согласилась? Такие зарплаты на дороге не валяются. Я не хотела тебе говорить, но у меня трое учеников на той неделе от занятий отказались. Ничего не поделаешь, кризис в стране.
Мое сердце болезненно сжалось. Мама и так работает с утра до ночи, чтобы иметь возможность нам с дочками помогать. И тоже очень сильно переживает, когда денег катастрофически не хватает. Она у меня скрипачка. Много лет была преподавателем в педагогической филармонии. А потом ее скосила болезнь, с которой мы долго боролись, и от постоянной работы мама вынуждена была отказаться. Теперь, как и я, перебивается репетиторством. И это бы могло приносить хороший доход, если бы не было настолько непостоянным – сегодня ученики есть, и горят своим делом. А завтра потухают как догоревшие спички, навсегда зарывая в землю зачатки таланта. Тех, кто всерьез занимается – единицы из общей толпы.
– Мам, и все же. Переехать к нему вместе с девочками? Что, если он их узнает? Они ведь похожи. Ты просто не видела. Цвет глаз одинаковый. Или когда они хмурятся… Или смеются… У всех троих мимика их отца. Такое нельзя не заметить!
– Ну узнает, и что? – возмутилась родительница. – Разве, ты должна себя за что-то винить? Ты пыталась ему сообщить. И встречи искала, и звонила не раз. Это он виноват, что не шел на контакт после того, как свое получил. Знаешь, даже хорошо, если узнает. Пусть станет стыдно! Может, совесть проснется и он будет девочкам помогать? А ты не раздумывай даже. Соглашайся на должность. О тройняшках подумай.
Я, не выдержав распирающих мыслей, тяжко вздохнула