Я вздохнула, развернулась и хотела переодеться, но в комнату вошел папа.
– Маргарита, – строго начал он. Его голос звучал холодно и жестко, словно он говорил не с родной дочкой, а с посторонним человеком. В последние дни я его не узнавала: папа все больше походил на чужака, который теперь жил с нами по соседству.
– Я переоденусь сейчас, и можем вместе пообедать.
– Не смей больше водиться с этим мальчишкой! – ледяным тоном выдал отец.
– Что? – прошептала я, не веря в услышанное.
– Он – сын предателя! А ты – моя дочь, понимаешь?
– Пап, Витя ни при чем, он… – мне показалось, воздух закончился в легких. Я открыла рот, глубоко вдыхая, но никак не могла насытиться кислородом.
– Не смей к нему подходить, поняла? А если он будет преследовать тебя, я сам разберусь с ним. – Отец развернулся, собираясь выйти из комнаты, но я бросилась к нему, схватила за руку, крепко сжав его в своих ладонях.
– Папочка, ну ты чего? – взмолилась я, смотря на него снизу вверх и ища в его глазах понимания. Но в этом взгляде больше не было привычной мягкости, теперь там была лишь сталь.
– Рита, ты слышала, что я тебе сказал?
– Папуль, Витя он… он… хороший, правда! Я… я не хочу переставать…
– Замолчи! – крикнул отец, выхватив руку. Он вышел и закрыл дверь перед моим носом, явно показывая, что продолжения разговора не будет.
Конечно, я не планировала мириться с таким решением. Поэтому в один из дней после уроков пошла не домой, а в библиотеку к маме. Мне нравилось бывать у нее на работе, вдыхать запах старых книг, погружаться в тишину и становиться частью историй, пылившихся на полках.
Обычно мама работала с напарницей, но та сегодня взяла отгул, и мне выдалась отличная возможность поговорить с мамой наедине. Я не стала ничего скрывать, рассказала даже про телефон, который подарил Витя. Я ждала поддержки от мамы, утешения и добрых слов. Ведь чего еще может ждать восьмилетний ребенок в такой ситуации? Однако получилось иначе.
– Риточка, понимаешь, – начала мама. Она часто облизывала губы и теребила края широкой кофты, которая уже висела на ней балахоном. Цвет давно вылинял от многочисленных стирок, да и мама похудела за этот год, поэтому вещь превратилась в бесформенную тряпку. Порой я смотрела на тетю Кристину и с завистью думала, какая она ухоженная, и жалела, что моя мать на ее фоне кажется серой мышкой.
– Дочка, у твоего отца сейчас трудные времена. Ему нужна наша поддержка; если уж и мы отвернемся, он окончательно сломается.
– Но причем тут я и Витя? Мам, ведь не Витя предал папу, – искренне недоумевала я, поджимая губы от обиды.
– Мне