Он протягивает мне банки. Варенье. Соленье.
Поднимается сам, закрывает люк.
Хочу пройти мимо, но он такой огромный, что своей тушей загораживает весь проход.
– Там довольно прохладно, суп можно хранить, – поворачивается ко мне лицом, нависая сверху. Сюда еле попадает свет, а из-за его огромного тела и вовсе пропадает, оставляя нас в полной тени.
– Отлично, мне нужно суп сварить, – пытаюсь не трогать его в этом тесном пространстве, не вдыхать запах пота, который блестит на его теле. Старался, пол мыл. И главное, не смотреть в глаза, которыми, я знаю, он уже раздел меня и выебал пря
мо у этих полок, гремя банками и консервами.
Я почти слышу их стройный равномерный звон.
– Булат, у меня там Юрка один на улице…
– Ты меня вынудила пол помыть, теперь я должен вынудить тебя кое-что сделать.
– А, то есть, у нас бартер?
– Нет, просто не люблю, когда мною манипулируют, – отрывает он руку от полки над моей головой, находит в полутьме губы.
– Эй! У тебя руки грязные! – пихаю его руку, и она тут же находит мою шею, чуть сдавливая.
– Зато губы чистые, – приближается он к моему лицу, обдает горячим дыханием, вжимая меня в полки своим огромным телом, членом, что буквально давит на мягкий живот, трется об него.
– У меня грязные… Я же тебе минет вчера делала, а зубы так и не почистила.
– Люблю грязные рты, – усмехается этот черт и нападает. Вдавливается в губы, раскрывает их, толкаясь тяжелым языком. Почти не дышу, переживая и это насилие. Но это не больно, особенно, когда он ласкает, вынуждает участвовать в этом. В голове стучатся его слова, что никто не узнает. Главное, чтобы Сережа не узнал, что я вот так запросто целовалась с криминальным элементом, давала трогать себя, да еще и ощущала тепло из-за этого. От его рук. От его дыхания. Главное, чтобы он никогда не узнал, что насилие над моими губами от Булата ощущается в несколько раз острее тех быстрых рваных поцелуев, которые давал мне Сережа с барского плеча. Главное, чтобы никто не узнал, что это навязанное внимание заставляет меня ощущать себя желанной, живой, настоящей.
В этот момент до слуха доносится звук плача, и я силой отталкиваю Булата, который легко отходит в сторону, пропуская меня к ребенку.
На улице я стряхиваю странное наваждение, лепечу с Юркой, который снова оказывается мокрым. Меняю ему пеленку, заворачивая малыша так, чтобы ручки были свободными. Потом быстро кидаю в кастрюлю гречку и сажусь покормить малыша.
– Булат, открой банку тушенки, – кричу я. Помня, что можно и просто попросить.
–А ты быстро учишься, – появляется он с грязной водой. Моет руки в чистом ведре и достает охотничий нож. Наверное, именно им он отрезал пуповину. Именно им охотился на куропаток. – В следующий раз, кстати, куропаток отварим. Мясо жесткое.
– А мне нравится. Люблю зубами поработать, – клацаю ими, в надежде испугать бугая, потому что сегодня он точно полезет ко мне