На палубе тусклый свет. Тяжелая мужская поступь отдает глухими ударами в голове. Дождь уже во всю разошёлся, стуча крупными каплями по дорогому паркету. А мы не уходим в каюту. Я ощупываю взглядом его широкую спину, обтянутую дорогой тканью рубашки. Помню наизусть каждый миллиметр под этой тканью. С точностью могу назвать по памяти каждую родинку, шрам, изгиб рисунка тату.
Мимо проехала лодка и яхту заштормило от мелких волн. Дамир обернулся. Оторвал взгляд от горизонта. Достал из кармана пачку дорогих сигарет и зажигалку. Короткий звук и его лицо озарил свет тлеющего табака. Смотрит на меня пристально. С интересом. Витиеватые изгибы дыма появляются на свет и тут же уносятся ветром, словно им и не суждено было побыть в этом мире чуть дольше. Тонкая сигаретная душа проникает прямо в его легкие, даря сознанию никотиновое наслаждение.
Мы дышим в унисон, хоть и стоим в паре метров друг от друга.
– Два года, Элина. – он сказал это с упреком. Ждет ответа. Оправданий. Но я молчу. – Я два года не знал где ты и что с тобой. – давит.
– Видишь, – развожу руками. – Все хорошо. Цела.
Вновь бросает презрительный взгляд на шубку из искусственной шерсти.
– Снимай. – голос без эмоций.
Пожимаю плечами. Стаскиваю с них шубку. Бросаю на коричневый кожаный диван рядом. Дождь тут же проникает на кожу рук и груди. Ткань платья облепляет фигуру, становясь второй кожей.
– Все снимай. – снова приказывает. Стискиваю зубы. Мне все равно придется. Какая разница когда?
Цепляюсь холодными пальцами за лямку – шнурок. Стягиваю. Затем вторую. Взгляд не отвожу. Через миг намокшая ткань падает к моим ногам в серебристых босоножках.
– Изменилась. – констатирует. Продолжает смотреть.
Из одежды лишь тонкие чулки да босоножки.
Я не стыжусь. Этот мужчина видел меня разной. Обнаженной, или укутанной в плотные ткани. Разбитой и радостной. Грустной. Смеющейся. Плачущей. Вдохновленной. Любящей или обиженной. Ласковой и разозленной. Растрепанной или с великолепной укладкой. Изысканно скрещивающей лодыжки ног в дорогом ресторане. Или стоящей на четвереньках за плотно задёрнутыми шторами нашей спальни. За пять лет он увидел все мои стороны.
Кроме одной. Жестокой. Играющей. Ее я оставила себе. Пока что.
– Прими ванную. – указывает кивком на каюту. Бросает взгляд на прощание и уходит.
Я не знаю куда он идет. Я никогда не знала. Он не отчитывался и запрещал задавать вопросы. Оставалось лишь догадываться в объятиях ли он сейчас другой женщины, или смотрит в лицо смерти, затеяв очередную игру с человеческими душами. Иногда я думала, что этот мужчина заключил сделку с самим Дьяволом. А теперь ему не страшен и Бог. Всё это я поняла гораздо – гораздо позже, чем следовало бы.
Спокойно смотрю на кожу его черных лакированный ботинок, пока они не скрываются из вида, потому что их хозяин покинул яхту. Я осталась одна.
Зашла в каюту, открыла дверь ванной комнаты. Включила струю горячей воды, податливо текущую из широкого