И научил жестокости меня.
В двадцать первом веке Золушка бы одела короткое мини, накрасила губы алой помадой и облачив свой тридцать седьмой в двадцатисантиметровые шпильки, вышла бы на охоту. Не забыв при этом затолкать под резинку кружевных чулок дамский револьвер двенадцатого калибра.
Сказки современного мира сквозят похотью и развратом, словно красные бархатные диваны для эксклюзивных клиентов нашего клуба. Пахнут соленой страстью и горьким желанием. Но, будто по волшебству, всегда дают второй шанс…
Наш второй шанс я обязана использовать.
– Едем со мной. – он не говорит. Приказывает. Любит так делать. Кротко кивает в сторону выхода, заставляя меня неосознанно взглянуть на дверь. Там толкается народ. Привычная картина. Однако сегодня все выглядит иначе. Я вновь поправляю платье. Провожу холодными руками по коже ног, обтянутых тонкими чулками. Подол кончается где-то в районе нижнего белья. Там, где оно должно было быть.
Сдерживаю позыв оглянуться на его крошку, одиноко сидящую за столиком. Скольжу глазами по знакомому интерьеру клуба. Запоминаю.
– Я на работе. – улыбаюсь, будто не знаю на что он способен. Будто не в курсе, что составить ему компанию, это была не просьба. Приказ.
Кивает.
А следом вскидывает руку ладонью вверх и поднимает указательный палец, словно подзывая официанта. Этот жест мне хорошо знаком. Так он бросает кусок живого мяса на растерзание личным церберам. Заставляет зверя, и так загнанного в угол, чувствовать, что против него не боец, а целая армия.
Усмехаюсь. Просто не могу себя сдержать.
По бокам тут же, словно из-под земли, визуализируются двое мужчин. Высокие, бритоголовые, плотного телосложения. Интересно, помнит ли кто-нибудь из них меня? Хотя… Сомневаюсь, что его охраняют все те же люди, позволившие мне сбежать.
Мужчины меня не трогают. Просто стоят рядом. Близко. Очень. Если они сейчас синхронно сделают шаг вперед, мое тело по инерции рассечет пространство.
Бросаю беспомощный взгляд вышибалам из клуба, но те старательно делают вид, что ничего не замечают. Против Дамира и его охраны не пойдет никто.
Никто, кроме меня.
Я подхватываю со стойки хостес шубку из искусственной шерсти. Она похожа на верхнюю одежду женщины легкого поведения. На деревянной столешнице остается одиноко стоять стакан из-под чистого виски. Так же одиноко, как его крошка, мнущая бархатную ткань диванов соблазнительной задницей.
Дамир морщит брови. Его женщины не носят искусственную шерсть.
А я ношу.
И еще, ни одна из его женщин не носила под сердцем его ребенка.
А я носила.
Но он об этом не знает.
Я сбежала, когда была на третьем месяце беременности. В пустоту. В темноту. В неизвестность. Бежала от него. Словно мотылек, однажды опаливший крылья об огонь ада. Словно ослепшая бабочка,