Рядовой Николай Борисов на тот момент отбывал срок наказания в штрафной роте, осужденный трибуналом два месяца назад за оскорбление командира. Суд приговорил Борисова к пяти годам лагерей, но учитывая его заслуги перед родиной, заменил срок на три месяца пребывания в штрафроте. Второй месяц он дослуживал в разведотделении: за наблюдательность, оперативность и точный расчет, ротный назначил его командиром отделения.
Ночью Борисов со своими боевыми друзьями разведал, что с правой стороны в лесу залег немецкий пулеметный расчет и при наступлении бойцов Красной армии, мог спокойно скосить их пулеметным огнем. Николай расположился в блиндаже и смотрел в стереотрубу, наблюдая за небольшим леском. Он сопоставлял сведения, добытые разведчиками. Стрелковый полк, в котором до своего наказания служил Борисов, рассредоточился правее за лесом. Буквально через несколько минут бойцам штрафной роты предстоит наступление на высотку, находящуюся в четырехстах метрах от расположения передового окопа.
Перед штурмом, как полагалось, заговорил Бог войны – артиллерия. На высотке, где располагались немецкие траншеи, в леске и в поле, плотно ложились снаряды, взрыхляя взрывами мягкую, весеннюю землю. Четыреста метров расстояния, укрытого зеленой травой, между окопами противника и расположением штрафроты, в один миг превратилось в серо – черное месиво.
– Рота – а, после окончания артобстрела всем приготовиться к атаке, – над передовой позицией разнеслась команда старшего лейтенанта Косицына.
– Подожди командир, – обратился к нему сержант Сергеев, – я слышал от наших разведчиков, что справа в лесочке залег пулеметный расчет, ты хочешь, чтобы нас всех положили под кинжальным огнем.
– У меня приказ – взять высоту! Тем более, пока фрицы очухиваются после бомбежки, рота успеет проскочить опасный участок и разгромить противника.
– Ты что, начальник, не врубаешься, тебе же «Серега» говорит: нас всех в преисподнюю отправят, – возмутился штрафник Охримов, один из блатных в роте.
– Ты у меня сейчас договоришься, вошь блатная, попомни мое слово Охримов, останешься живым, самолично отправлю в особый отдел, поедешь снова в лагерь, – стращал Косицын.
– Кто нас попугивает – на того мы закладываем, – пробурчал недовольно Охримов.
– Что?! Да, я тебя сейчас без суда и следствия… – командир штрафроты расстегнул кобуру.
– Товарищ командир, а ведь Сергеев дело говорит, – между лейтенантом Косицыным и Охримовым встал боец Борисов из разведотделения, – разрешите мне с двумя бойцами еще раз проверить лесок, пока бомбежка не закончилась, мы постараемся обнаружить пулеметный расчет и с Божьей помощью отправить его на небеса.
Косицын убрал руку с кобуры, и еще раз злобно зыркнув на Охримова, спросил разведчика:
– Борисов, откуда тебе знать, может, вражеские пулеметчики уже сменили позицию, где вы их искать будете?
– Подстраховаться бы не мешало, – ответил Николай Борисов, – мы мигом, товарищ командир, наша артиллерия наверняка их с места спугнула, если не успели уйти к своим, мы забросаем их гранатами.
– Хорошо, возьми с собой двух бойцов, и зайдите с фланга в лесок, но учтите, как только обстрел закончится, я отдам команду к наступлению. Да будьте осторожны, не попадите под свои же снаряды.
Коля, кивнув головой своему закадычному дружку Алексею и бойцу Мишке из отделения, первым рванулся по окопу. Заскочили в блиндаж и, прихватив гранаты с удлиненными ручками, бросились бегом по извилистым траншеям. Солдаты в конце окопа приветливо пропустили бойцов и, раздвинув заграждения из колючей проволоки, взглядами проводили разведывательно – диверсионную группу. Три фигурки в защитных маскхалатах, извиваясь, словно змеи, скрылись в близлежащем леске.
В двухстах метрах заметили следы от лежки вражеского расчета, отпечатки ног вели вглубь леса. Фрицев было трое, плюс боекомплект и пулемет. Николай движением руки показал друзьям, чтобы они тихо рассредоточились. Кругом стоял гул от рвущихся снарядов. Алексей, пройдя метров сто, приложил руки к губам, звонко защебетал, подражая встревоженной птице, и указал рукой вперед. Залегли. Алексей пополз первым и вскоре заметил, как три фрица, облюбовав ложбинку, затаились, пережидая артобстрел. По команде Николая полетели гранаты и от немецкого расчета остались: исковерканный пулемет, да безжизненные тела.
Совсем недалеко располагалась высотка, которую роте приказано было взять. Стихли хлопки пушек полковой артиллерии и перестали рваться снаряды. Со стороны красноармейских окопов в небо взметнулась ракета и прозвучала отдаленная команда:
– Рота – а, за Родину, вперед! – И на всей протяженности передней траншеи послышалось: раскатистое, – Ура-аааа!
Николай и двое его товарищей, обходя с фланга