«Прости. Прости меня! Я ужасная мать! – шептала она ему на ухо в самый худший из дней, обнимая так, что едва не душила. И это был единственный раз, когда она просила прощения. – Но теперь у тебя всё будет хорошо. Здесь о тебе позаботятся, обеспечат будущее, дадут достойное образование. Заведёшь друзей».
Слова, слова, слова. Причины и оправдания. Но в Ангре можно было найти работу, напроситься к кому-нибудь в помощники. Можно было урвать подсохший ломоть хлеба в праздничный день у храма. Украсть, в конце-то концов! А если совсем беда – всегда есть шанс убежать и спрятаться, и ни стража, ни разъярённый лавочник, ни хулиганы не найдут тебя в огромном лабиринте улочек и дворов.
А здесь красиво одевали в национальную изящную форму, пока ещё лишённую цветов. Ни охра, ни сирень, ни морская волна – только белый и серо-коричневый. Прилежные рубашки, смиренные ко́таны с прямыми разрезами по бокам до узких поясов, переходящих в ремни портупеи, удручающе узкие штаны, длиннющие ботфорты, чтобы удобнее было припадать на колени, шершавые перчатки для фехтования – всё предельно одинаковое, кроме, разве что, одной детали. Полукровкам полагалось носить красные повязки на левой руке, чтобы любому издалека было очевидно их презренное происхождение. Ещё здесь были трёхразовое питание и кружка молока со сдобной булкой перед сном, сезонные поездки на море, регулярные построения, военная подготовка, воспитание через труд, армейская дисциплина, жёсткий свод правил и наказаний, безоговорочная стабильность и определённое будущее. Однако здесь не было ничего личного и частного: ни вещей, ни судеб, ни стремлений, и кто-то уже давно решил за тебя, как будешь выплачивать долг отечеству. А что касается образования – учили, в основном, убивать и как не умереть, убивая.
Ро не держал зла на мать за вечно оборванный вид, за недоедание временами, за побои, которые иногда устраивали её дружки, и за ту тяжёлую лихорадку, едва не унёсшую его жизнь, но вот это обеспеченное будущее он простить ей не мог.
– Сам прыгнешь или помочь?
Оглядываться не хотелось, как и смотреть вперёд. Ещё один ужасный год, и детство закончится. А там и взрослая жизнь, настоящая служба, война. Безустанные набеги на желтоглазых демонов, и попробуй только замешкаться в реальном бою. Солдат натаскивали так, чтобы те боялись командира сильнее завесы стрел или пушечных ядер, летящих в их белоголовые ряды. За серьёзные провинности несчастных прогоняли через строй, порой не раз и не два, и каждый соратник обязан был ударить нарушителя палкой. Поговаривали, что не проходило и нескольких минут, как на смутьяне не оставалось живого места. Такие вскоре умирали в муках от страшных увечий.
Ро полагал, что не боится смерти, но от подобного будущего его пробирал ужас. Бессмысленное существование, пропитанное ненавистью и безысходностью. С такими перспективами прыжок с казармы покажется выходом.
– Эй, Бродяга! Здесь даже