Нет, о девушке из Рязани даже речи идти не могло. Хотя Юлька могла бы сто очков вперед дать такой зазнавшейся москвичке, как, например, Катя. Он Катю, конечно, искренне уважал, а брата ее вообще считал почти человеком, но совершенно не понимал, как люди могут сидеть в засранной трехкомнатной квартире, где от каждого шага отваливается кусок штукатурки, и есть при этом серебряными вилками. Вообще, занимаясь антиквариатом, скупая его по деревням, а особенно по обветшалым дачам и потом втюхивая втридорога денежным лохам, совсем не сложно преисполнится презрением к людям. Нет, не к лохам – эти могут заплатить несколько штук за чугунную ванну девятнадцатого века, а потом повесить в прихожей мазню Никаса Сафронова – сколько угодно их можно обвинять в отсутствии вкуса и сочинять анекдоты – им самим наплевать.
А вот жалкие отпрыски красных комиссаров, награбивших эти чертовы ванны и самовары, или потомки недобитых дворян, живущие на оскорбительную пенсию, ковыряющиеся в своих шести сотках и гордящиеся тем, что в их говеной жизни еще осталось что-то ценное… надо видеть, как жадно загораются их глазенки, когда ты достаешь доллары! Некоторые возмущались, даже хватались за дедушкины ружьишки и ятаганы – мол, живем в дерьме, зато печь у нас изразцовая! Дети и внуки наши в обмотках будут ходить, но все равно греться у памятника зодчеству! Леня их ненавидел. Если ты бедный – так нефига выпендриваться, цепляться за ложки-плошки. Ценные вещи должны принадлежать тем, кто им соответствует.
Вот, Юлька, например. Она не пропадет – приехала в Москву из Рязани, якобы учиться на художника. Или на дизайнера. В Рязани у нее остался сын. Она его лет в пятнадцать родила, кажется, потому что сейчас ему лет семь или восемь. В итоге устроилась официанткой, потом стриптизершей, потом была моделью на выставках, сейчас – администратор какого-то европейского офиса. Это ее бойфренд пристроил. Собственно, из-за этого бойфренда Леня и приехал.
Сразу после Лениного отбытия на родину Верлена и Рембо, Юлька сошлась с каким-то ирландцем – инженером или что-то в этом роде. Он организовал миленькую квартирку на Никитской, нашел ей непыльную работу через своих знакомых, регулярно приносил домой пачки денег и вроде даже собирался выписать из Рязани ребенка. Ловить тут, похоже, было уже нечего.
Когда Юлька это все счастье ему в письмах описывала (при всей своей оборотистости, она так и не выучила ни одного языка и до смерти боялась интернета), в какой-то момент Леня был готов послать к черту и дедушку и ирландца, вытащить ее к себе, жениться, найти работу и кушать каждый вечер спагетти. Но ей, как выяснилось, такая романтика была не по зубам.
«Понимаешь, – говорил Леня Антону. – Я знаю, что такое настоящая любовь. Я ради нее готов, например,