Тамбов. Хроника плена. Воспоминания. Шарль Митчи

сорока пяти лет (за исключением замужних женщин), пройти Umschulung, переподготовку по педагогике и особенно по политическим вопросам, в Германии, в моём случае – во Фрайбурге. Замужние учительницы могли оставаться преподавать в Эльзасе и проходить переквалификацию на месте, по сокращённой программе в Кольмаре. Мы считали, что сможем вернуться домой по окончании триместра стажировки, и для нас стало неприятным сюрпризом, когда 2 января 1941 года нас отправили в коммуну Баден, чтобы мы заменили там немецких учителей, мобилизованных в вермахт. Таким образом, я оказался учителем в Ленцкирхе, прекрасной туристической деревушке в Шварцвальде, недалеко от озера Титизее, а моя жена осталась работать в Сульцерене, в Эльзасе. Директор школы, хотя и был членом национал-социалистической партии (все государственные служащие должны были состоять в НСДАП в обязательном порядке), был очень корректен и даже любезен со мной, тем более что я мог доставать ноты Дебюсси для его жены, прекрасной пианистки. От Дебюсси она была без ума, а ноты его произведений невозможно было отыскать в Германии, но в Кольмаре их найти было можно.

      Раз в неделю двое священников приходили в школу давать уроки религиозного воспитания. Протестантский пастор из соседней деревни был отвратительным и убеждённым нацистом, он гордо выставлял напоказ свой Kritzspinn, значок нацистской партии, – что-то вроде пуговицы с отчеканенной свастикой. Я же, хотя и был протестантом, немедленно подружился с кюре Аенцкирха, любезным и приветливым темпераментным маленьким толстяком. В то время как даже в Эльзасе в начале 1941 года ещё мало кто знал генерала де Голля, кюре во время нашей прогулки в окрестностях деревни сказал мне однажды: «Не правда ли, господин Митчи, этот генерал де Голль однажды станет для вас, французов, кем-то вроде Жанны д’Арк?»

      Это означало, что кюре слушал иностранное радио – несомненно, английское – с риском попасть в концлагерь за прослушивание вражеских радиостанций, что он был ярым антинацистом и прекрасно знал о моих профранцузских настроениях, которые я, впрочем, недостаточно скрывал в деревне и ресторане, где обычно питался.

      Двумя месяцами позже, в марте, этот же мой друг кюре увёл меня на маленькую сельскую тропинку и там сказал очень серьёзным тоном: «Господин Митчи, земля горит у вас под ногами, я вам по-дружески, но настоятельно советую переехать, и чем быстрее, тем лучше».

      На той же неделе я случайно узнал, что одна из моих французских коллег, незамужняя учительница, получившая назначение в деревню на равнине около Вье-Бризах, была этим недовольна и хотела бы найти место в Шварцвальде. Я немедленно связался с ней, и уже в следующий четверг мы пришли к Oberschulrat (инспектору немецкого образования) и объяснили ему наше желание поменяться, которое было тут же удовлетворено безо всяких возражений. Так, после пасхальных каникул я начал преподавать в Мердингене, у подножия тунибергских виноградников, совсем рядом с Вье-Бризах, что было, несомненно, лучше, чем более или менее продолжительное пребывание в концлагере. Спасибо за этот дружеский поступок, господин кюре, и за вашу смелость.

      Я