– Отставить суету! – скомандовал Зинчуков. – Давай поручкаемся, а потом всё остальное! – пожав руку Андрюще, он протянул мне две авоськи с покупками, завернутыми в коричневую бумагу. – Пельмяш, тут колбаса, сыр, майонез, овощи и горошек. Всё это пойдёт на стол в качестве праздничного ужина. Шампанское и лимонад оставил в машине, так что тебе нужно сделать заход.
– Так это одеваться нужно, – хмыкнул я.
– Как раз к этому времени чайник закипит. У меня там ещё печенье "Юбилейное" и шоколад. Так что давай, не отлынивай. А я пока твоему другу "похмелятор" замучу.
– Не надо, – попытался было проблеять Андрюха. – Я сам как-нибудь.
– Надо, Федя, надо! – голосом Шурика из всем известного фильма ответил Зинчуков.
Вот у Гайдая всегда была насмешка над пьяницами, а вовсе не выказывание их героями. Взять хотя бы "великолепную троицу" – Труса, Балбеса и Бывалого… Так у них в каждом фильме идет какой-нибудь провал. И пусть не всегда по вине зеленого змия, но зачастую его присутствие было. И пропаганда шла как раз другая, в отличие от пропаганды Рязанова.
Пока я одевался, то слышал, как Зинчуков объяснял Курышеву рецепт "похмелятора":
– На самом деле всё просто. Берешь литровую кружку. Наполняешь до половины теплой водой. Туда идет одна ложка пищевой соды, потом две ложки уксуса. Видишь, пузырьки пошли? Это уксус гасит соду. А теперь ещё ложку сахара бухнуть, чтобы не так противно было. Вот тебе и весь "похмелятор". Конечно, лучше было бы рассолом, но откуда у студента рассол? Пей-пей, чего рожу кривишь?
Я ухмыльнулся, представляя сморщенное Андрюхино лицо. Да уж, не надо было вчера пить. Эта мысль меня всегда посещала, когда в своём времени просыпался после бурных посиделок. Но это всё в прошлом. Сейчас я не выпиваю как раньше до "военной" нормы – упал, значит, хватит. Сейчас на меня алкоголь не оказывает прошлого влияния. Могу выпить два литра водки, а потом ещё по канату пройти и не пошатнуться.
Как мы выяснили с Зинчуковым и Вягилевым, у меня очень активно вырабатывался фермент с причудливым названием алкогольдегидрогеназа. А уже эта штука расщепляла этанол, превращая его в ацетальдегид – яд и канцероген. Тот, в свою очередь, довольно быстро превращался в уксус и в итоге разлагался на воду и углекислый газ. То есть набухался, потом в туалет сходил, вылил и выпердел всё, что скопилось и переработалось, а дальше снова трезвый. Только напрасный расход продукта, получается.
Я вышел на улицу и поёжился. По утреннему Ленинграду спешили люди. Кто-то торопился в магазин, чтобы докупить продукты к праздничному столу, кто-то мчался с выпученными глазами, чтобы успеть купить подарки родным и близким.
Причину, по которой Зинчуков меня послал в круглофарый "Москвич-408", я увидел на заднем сидении, рядом с ещё одной авоськой. Из-под полосатого коврика высовывались корешки бумажных папок.
Зинчуков оставил за мной решение