Среди тех, кого позвала тетя Галя, и кто пришел без приглашения, оказался старый друг отца, коротконогий пузан в жилетке грязного цвета и с залысиной на затылке, Валерий Петрович Зуйков. Тот самый дядя Валера. Следователь, которого папа обещал натравить на Лилькиных родителей. Он все время кривился и был чем-то недоволен.
– Ну что за чашки такие, – в очередной раз пробурчал Зуйков, – я с игрушечной посуды пить не привык.
– Сейчас подолью вам чаю, – вскочила со стула и потянулась к чайнику я.
– Во Валерка, как барину тебе подливают, – усмехнулась тетя Галя. – Дочка твоя тоже так за папкой ходит?
– Дочка-бочка… – пробормотал Зуйков, чем вызвал у сидящих за столом приступ хохота.
– Как, призналась она, кто папаша?
– Признается, держи карман шире… Раньше, бывало, по жопе ремнем отхожу, все как на духу выложит. А теперь не положено, пузатая.
– Какое там пузо, – отмахнулась бабуля из дома в конце улицы, – Видела я твою Катьку на масленицу. Плоская совсем! Стоит, с мальцами гогочет. А они так и вьются вокруг красоты неземной, так и вьются! Может, и не беременная она?
– Красота, – скривился Зуйков, – безмозговая. Пятый месяц уже брюхатая. Нет бы раньше мамке признаться, в больницу б отвели, к врачу знакомому. Раз и готово! А теперь поздно уже. Пусть только попробует мне девку родить, выгоню из дома к чертовой бабке, тещичке моей ненаглядной!
– Тебе не угодишь, – снова залилась смехом тетя Галя.
– Не хватало еще, чтоб ее приблуда лет через пятнадцать в подоле принесла. Мужика пусть рожает, внука! – поднял он чашку и разом проглотил весь чай.
– Не умеем мы по заказу рожать, Валерка, – покачала головой тетя Галя.
Я снова потянулась к нему с чайником.
– Налей-ка мне, лучше, в отцовскую кружку, – оттолкнул мою руку Зуйков, обдав гнилостным запахом изо рта. – В ту, что я ему на Двадцать третье подарил, литровую.
– Она разбилась, – еле слышно проговорила я.
– Чего? – наморщил нос он. – Неси ее сюда, я склею. Будет как новая.
– Не могу, я ее выкинула.
– Как выкинула? Это ж память об отце! Во дает!
– Сейчас память, – нашлась я, – а неделю назад, когда папа ее уронил, была всего лишь разбитой кружкой.
Довольная своим ответом, я оглянулась на остальных гостей. Улыбка, заигравшая на моем лице, сникла, стоило мне встретиться взглядом с лучшей подругой.
– Алиса, помнишь, за день до смерти твоего папы я оставалось у вас ужинать? В тот раз дядя