Его голос такой глубокий, проникающий внутрь. Хочется слушать и слушать. Даже дыхание задерживаю на мгновение. А потом встряхиваю головой, прогоняя наваждение.
– Разочарован? – зачем-то спрашиваю я.
– Напротив. Так даже лучше. Мы можем неплохо развлечься с тобой разок или другой, – подмигивает нахал. – Может быть, здесь даже не будет так скучно, м?
Болван. Противный, наглый, самоуверенный, красивый, странный и нереально приятно пахнущий. Он меня бесит. Не представляю, как стерпеть его, если он останется тут даже на неделю.
– Ч-что?! Ты что несёшь? – опять замираю не в силах пошевелиться. А Коршунов делает ещё шаг в мою сторону. Чувствую себя маленьким зверьком, загнанным в угол. Но всё ещё пытаюсь гордо глядеть в самодовольное лицо парня. – Душевнобольной! Убирайся из моей комнаты! И держись от меня на расстоянии!
– И как далеко мне нужно от тебя держаться, Воробушек? – снисходительно улыбается Марк.
Ещё один шаг, медленно, но уверенно сокращающий расстояние между нами. Приближается, изучая моё лицо своими карими глазами. Улыбается чуть криво, уголком рта, вопросительно вскидывая брови:
– Так?
Сын Нины резко дёргается вперёд, сталкиваясь кончиком своего идеально прямого носа с моим. Могу поклясться, что чувствую разряд электричества, прошедший по телу коротким импульсом. Дыхание спирает, а меня ведёт. Пытаюсь сказать хоть что-то в знак протеста, но Марк действует на меня гипнотически и слова никак не хотят складываться во что-то приличное. Он же насмешливо интересуется:
– Или так?
Коршунов изгибает бровь другой, как будто задумавшись. Недвусмысленно усмехается, приближаясь настолько, что наши губы находятся теперь в паре сантиметров друг от друга.
– Или даже так? На каком конкретно расстоянии?
Придя в себя после временного помутнения, я дёргаюсь и вжимаюсь в стол ещё сильнее. Сын Нины же заливисто смеётся. Из-за чего мурашки снова бегут по коже от этого звонкого смеха.
– Что ты делаешь?
– Пытаюсь выяснить, на каком расстоянии мне от тебя держаться, – с деланной любезностью поясняет Коршунов, ехидно вскидывая брови. – Разве это не очевидно?
– Пошёл вон! Проваливай!
Всё ещё пытаюсь держать лицо. Получается из рук вон плохо. Потому что глаза Марка блестят ещё ярче, а у меня земля уходит из-под ног, а в венах будто бы кровь стынет льдом, стоит только этому парню снова приподнять края губ в дьявольской ухмылке. И я уже не могу выдерживать эту пытку. Потому что он самый настоящий псих. А в его почти чёрных глазах плещется сама тьма: беспощадная, хищная.
– Точно