– Видишь, Георгий, он стесняется говорить, а, наверное, ему есть что сказать.
С явной неохотой Георгий Константинович качнул головой:
– Ну, давайте, критикуйте.
Мне пришлось заговорить:
– Я думаю, что разговор идет в надуманной плоскости. Георгий Константинович знаменит не неудачами, а успехами…
Но Жуков не принял моей уклончивости.
– Нет, раз уж решили говорить о моих неудачах, то давайте.
Без особого энтузиазма я начал:
– К первой неудаче можно отнести продолжение контрнаступления под Москвой в январе – феврале 1942 г. Для этого не было сил, боеприпасов. И результатом стала Вяземская катастрофа 33-й армии.
– Я был против наступления в начале 1942 г., – сказал Жуков. – На наступлении настаивал Сталин. Когда же он забрал 1-ю ударную армию, то вообще наступать было невозможно. В отношении 33-й армии могу сказать только одно: пробиться к ней мы пытались отчаянно. Сил не хватило. Но если бы командующий 33-й армией Ефремов послушал бы меня, то, может быть, он и остался бы жив. Я ему предлагал длинный путь на юг – от Вязьмы в сторону Кирова. А он пошел напрямую – на восток. Путь явно короче, но надо пробиваться через плотную оборону немцев. Но Ефремов на это получил персональное разрешение Сталина. А кавалерийский корпус Белова и десантники Казанки-на[16] пошли по предложенному мной пути – и вышли.
Мы немного помолчали, потом Галина Александровна снова вопросительно посмотрела на меня. Пришлось продолжить разговор:
– Вторая неудача – выход 1-й танковой армии немцев из окружения южнее Тернополя весной 1944 г.
Жуков кивнул:
– Да, конечно, в этом деле мы выглядели не лучшим образом. Мы не представляли себе истинных размеров окруженной группировки. Как и под Сталинградом, нас напрочь подвела разведка. Она давала цифры окруженных в три-четыре раза меньше, чем на самом деле оказалось вражеских войск. Но даже если бы мы знали истинную силу немцев, не исключена возможность прорыва нашего кольца окружения. Очень уж слабы были пехотные части Красной армии, замкнувшие кольцо. В полках и дивизиях было мало активных штыков. В предшествующих боях и в весенней грязи они потеряли много техники. Снабжать наши войска в отдалении от баз было невероятно трудно. Все это, конечно, способствовало прорыву 1-й танковой армии немцев в западном направлении.
Надо отметить, что два моих критических замечания Жуков перенес удивительно спокойно. Я осмелел и продолжил:
– К третьей неудаче можно отнести неточное определение основной линии обороны немцев под Берлином, на Одере.
Но тут Жуков не удержался и позволил себе в адрес гостя – то есть меня – резкость (что, надо сказать, было большой редкостью!).
– Вы рассуждаете как…
Его гнев вызвал, как мне показалось, малооправданное веселье у Галины Александровны.
– Ты сердишься, значит, не прав!
Жуков быстро смягчился и ответил по существу:
– Да,