По крайней мере, моя тревога не была беспочвенной. Девочка очевидно попала в неприятности. Может быть даже в те, которые я сразу предположил. Хотя она не пошла бы с ними ко мне. Неужели кто-то в лицее занимается вымогательством?!
Я горжусь тем, что в нашем учебном заведении никто и никогда не подвергался травле, или буллингу, как это сейчас называют. Педагоги очень внимательны к проявлениям агрессии среди учащихся, и любые тревожные звоночки мы обсуждаем всем коллективом, а потом успешно купируем. По крайней мере, я так считаю.
Мог ли кто-то из старшеклассников запугать девочку, чем-то угрожать ей и требовать денег? Если бы это произошло не в лицее, она навряд ли оказалась бы тут со своей бедой. Ведь я даже не преподаю ей ничего.
Только этого не хватало. Все наши ученики – дети обеспеченные. Все их родители – приличные и часто даже влиятельные люди. Если кто-то додумался вымогать у девочки деньги, да ещё и такую астрономическую сумму, решать вопрос придётся очень и очень аккуратно.
– Александр Николаевич, переведите мне сто тысяч, пожалуйста, – сказала Лена.
Я опешил. Такого я меньше всего мог ожидать.
– Скажи, прошу тебя, зачем тебе понадобилось так много денег? – после минутной паузы спросил я, сверля её макушку взглядом. Больше смотреть было решительно некуда. Оттого диалог получался особенно неудобным и вымученным.
Белые кудри Лены свесились шатром вокруг головы. У самых корней волосы были темнее. Крашенные.
– Это не важно. Переведите мне их, – повторила она.
Было очень сложно разговаривать со скрюченной девушкой, видя только её затылок. Я предпочитаю смотреть в глаза ученикам. Да и любым собеседникам. Так куда проще реагировать и понимать ситуацию.
Сейчас я не понимал ничего абсолютно. И она не спешила вносить ясность.
– Раз ты пришла ко мне, значит, вопрос касается школы? – попробовал подступиться я.
– Вопрос может коснуться школы. – Голос из-за её положения был сдавленный и приглушённый, натужный. – Александр Николаевич, переведите мне деньги. Или я закричу.
– Что, прости? – переспросил я.
– Закричу так, что прибежит секретарь, – повторила Лена.
Я окончательно перестал понимать что-либо. И, если честно, не понимал ещё секунд тридцать.
Неполная минута, сломавшая сорок четыре года моей структурированной, упорядоченной и успешной, как я считал, жизни.
Лена Семёнова распрямилась стремительным рывком. Впоследствии я столько раз прокручивал в голове эту сцену, что могу восстановить её в мельчайших деталях. Кроваво-красная помада на губах девушки была размазана тыльной стороной ладони, она пятном покрывала угол рта и щёку слева. Волосы растрепались. Сидя в своей неудобной позе, Лена исхитрилась полностью расстегнуть пуговицы модной рубашки. Под ней оказался белоснежный кружевной лифчик. Одна упругая, уже совсем женская грудь вывалилась из скомканной чашечки, бесстыдно щерясь багровым