Николай ответил, еле сдерживаясь:
– Вот это твой Собор! Другого не будет.
Старец снова спокойно возразил:
– Николай, я однажды уже принимал твоё отречение. Зачем же ты снова идёшь в эту реку? Неужто бес властолюбия овладел тобой настолько?
Вероятно, слова эти сильно задели Николая, и он выкрикнул:
– Хватит! Замолчи!
Затем он резко вскочил со своего места и, подбежав к Евфимию, сорвал с его плеч омофор. И вдруг, закричав, другой рукой вцепился в бороду старика. Евфимий вскрикнул, схватившись за лицо. В это время к старцу подскочили горожане и два священника, которые повалили его на пол и принялись бить ногами в живот, по голове и рёбрам. Они продолжали кричать:
– Нечестивец!
– Отступник!
– Сластолюбец!
Горожанин склонился над ним и, плюнув в лицо, заорал:
– Поделом тебе, развратник!
Несчастный старик пытался прикрыть лицо, но безрезультатно. Один из горожан уселся на него сверху и стал хлестать ладонями по щекам. Священник, которого отправляли за людьми, сказал:
– Остановись, ещё убьёшь!
Наконец люди отступили. На полу Магнавры лежало без движения тело бывшего патриарха Константинополя. Николай, тяжело дыша, вернулся в кресло и знаком подозвал начальника стражи. Едва тот оказался перед ним, патриарх отдал приказ:
– Убедись, что он жив, сын мой!
Препозит, до сих пор не проронивший ни слова, добавил:
– Если жив, то отправить его в Агафов монастырь немедля.
Онемев от увиденного, я стоял, наблюдая, как бедного старика окатили водой. Он слабо застонал, и в этот момент у меня за спиной послышался знакомый звук. Так стучал деревянный кубик о кружку нищего. Я обернулся и увидел непонятно откуда появившегося здесь слепца, которому вчера подал милостыню. Он знаками показывал следовать за ним. Затем, не дожидаясь меня, нищий скрылся за колонной в галерее. Я шагнул в его сторону и неожиданно оказался в темном помещении, освещенном догоравшей свечой…
Сознание постепенно возвращалось, но рывками – как в ощущениях, так и в воспоминаниях. Сначала пришла боль. Болели руки, ноги, лицо, грудь и спина. Евфимий попробовал приподнять голову и осмотреться, но в полузабытьи сумел увидеть лишь огонёк свечи и освещенную ею стену кельи, как память вернула его в прошлое…
Свеча, стоявшая на изящном столике, освещала небольшой участок стены. Прижавшись к ней спиной, на выложенном узорчатой плиткой полу сидел, спрятав лицо в ладонях, молодой человек. Давно нестриженные черные волосы лежали на голове огромной копной. Евфимий, присев рядом, произнес:
– Твой духовник пришел! Как ты, сын мой?
Юноша вдруг зарыдал. Потом, не показывая лица, глухо спросил:
– Отец казнит меня, да? Или ослепит? И все из-за того дурацкого ножа?
Евфимий молчал, собираясь с мыслями, а затем тихо сказал:
– Сын мой, ты