Больше никто не спорил. Развернулись и поехали.
Экспедиция не удалась. Это надо было признать. Полный провал. Отчет об экспедиции краткий: облажались, генерал! Каланжо, исходивший этот мир в течение пяти сезонов вдоль и поперек, разбирался в дорогах и здешних приметах. Дорогой, которая виднелась сквозь серый сумрак мортала, он бы ни за что не поехал. Даже если б машина у него была полностью из серебра. Однако этот Генрих (подлинное имя или фальшивое, значения не имеет) на дорогу свернул без опаски. И что выходит? Выходит, что Генрих сам пришел из Валгаллы. Как дважды два. До глупости простая ловушка. Обидно, что угодили в нее с ходу. Ланьера похитили, вездеход угнали. Особенно злило, что предусмотреть все это они не могли. Ланьер обычно все ловушки обходил. Да так ловко, будто его предупреждал кто. Получалось, что этот раз на ухо никто не шепнул.
У ворот деревни их ждали белобрысый Вальдек и староста. Оба были вооружены. Вечные фонари гирляндой висели на воротах, давая изрядно света.
– Догнали? – спросил сразу же Михал. И тут же ответил сам себе: – Не догнали, раз без вездехода вернулись.
– Сообразительный ты у нас, – вздохнул Каланжо. – Мы у вас заночуем? Не против?
– Ночуйте. Не выгонять же вас. – Староста снисходительно хмыкнул. И шепнул на ухо. – А кто это был с вами? Ведь это не герцог, да?
– Герцог, он самый, летом в мортале долго был. Изменился, – соврал, как умел, Каланжо.
– Говорят, он завел дружбу с команданте Тутмосом и его герильей, – проявил свою осведомленность Михал.
– Кто это? – Каланжо в самом деле не знал, кто такой Тутмос.
– Очередные искатели приключений. Мы называем их «новые безумные». Я бы с ними не стал иметь дело. Все они горлопаны и бездельники, и нюхают хрон. Кричат, что надо прекратить воевать и всем обняться. А потом, пообнимавшись, идут воровать нашу картошку. Ладно, ладно, я сделаю вид, что верю всей лапше, что вы мне тут вешали на уши. Идемте, у меня дома переночуете. По деревне без меня никуда не ходить. А то еще кого-нибудь похитят, а мне перед генералом за вас отвечай.
5
Том напрасно стучал в дом Кощея, рвал ручку двери: ему не отпирали. Потом оконце приоткрылось:
– А ну п-шел отседова! Спать не мешай! – крикнул грубый голос. Вряд ли эскулапа – скорее, лесоруба, а в прошлом, наверняка, стрелка.
Однако Том и не подумал робеть. Еще раз грохнул ботинком в дверь.
– Пацана позови, Кощеева детеныша! Потолковать с ним надо.
– Спит он уже, – отозвался все тот же хрипатый.
– Разбуди!
– Вот еще! Не тебе, пацан, мне приказывать.
– Разбуди! – потребовал Михал, отстраняя Тома и поднимаясь на крыльцо.
Ему тут же отворили. Здоровяк в ватнике на голое тело провел Михала и Тома на кухню. Здесь горела вечная лампа. И на стуле, одетый в теплый свитер и рейтузы, сидел давешний мальчишка, тот, что выманил Виктора Ланьера из дома. Сидел, съежившись, глядя в пол. Ожидал расправы.
– Ну, рассказывай, Рустик, чем тебе Генрих заплатил,